После выхода США из Договора о ракетах средней и меньшей дальности стало очевидно, что почти пятидесятилетняя история контроля над ядерными вооружениями подходит к концу.
Последний действующий договор – Пражский договор или СНВ-3 истекает в феврале 2021 и, судя по всему, продлен нынешней администрацией не будет (а новая, если таковая будет, сделать это просто не успеет).
Если система контроля над ядерными вооружениями будет полностью демонтирована, возникает вопрос о жизнеспособности ДНЯО и ДВЗЯИ.
Кроме того, разрушение данной системы вполне вероятно приведет к неконтролируемой многосторонней гонке вооружений, включающей стратегические ракеты наземного и подводного базирования, ракеты средней дальности, нестратегическое ядерное оружие, а также космические ударные системы, кибер и лазерное оружие, а также другие инновационные системы вооружений.
Таким образом, исчезает такое понятие, как стратегическая стабильность, основанная на транспарентности и предсказуемости, возрастает угроза возникновения вооруженных конфликтов, которые вполне могут перерасти в глобальную ядерную катастрофу.
Да, действительно существующая система контроля над ядерными вооружениями является двусторонней, но лишь по единственной причине: ядерные потенциалы США и России несопоставимы с аналогичными потенциалами других стран-обладателей ядерного оружия. И в последнее время все более популярной становится идея перевести эту систему в многосторонний формат.
Имеет ли данная идея шансы на реализацию в обозримой перспективе? Уверен, что нет.
Во-первых, многосторонний контроль над ядерными вооружениями, равно как и многостороннее ядерное сдерживание крайне маловероятно в силу явного превосходства в ядерных вооружениях США и России, на долю которых приходится 92 процентов глобального ядерного потенциала (всего в мире насчитывается 14500 ядерных боеприпасов, включая находящиеся в резерве и в ожидании утилизации).
Во-вторых, фактически не существует такого понятия, как многостороннее ядерное сдерживание. У каждой из стран-обладательниц ядерного оружия разные субъекты сдерживания.
В третьих, создать многостороннюю систему контроля соответствующих арсеналов стран-обладательниц ядерного оружия практически невозможно, опять же в силу их явных диспропорций.
И наконец, в четвертых, началу многосторонних переговоров фактических обладателей ядерного оружия должно предшествовать признание, по крайней мере Индии и Пакистана (а возможно и Израиля и КНДР) в качестве ядерных держав в контексте ДНЯО.
Думаю, что существующая модель контроля над ядерными вооружениями себя не изжила окончательно.
Как представляется первое, что необходимо сделать, это продлить СНВ-3. При этом необходимо отметить, что нет никакой необходимости начинать какие-либо консультации или переговоры по его продлению. Договор ратифицирован. Необходимо лишь принять политическое решение о его продлении и обменяться дипломатическими нотами.
Следует отметить, что на протяжении десятилетий договоры в области сокращения стратегических наступательных вооружений между США и СССР/Россией обеспечивали стратегическую стабильность, за счет поддержания баланса ядерных потенциалов и обмена исчерпывающей информацией о состоянии и планах модернизации стратегических наступательных ядерных сил. Средствами достижения этой стабильности служили сотни инспекций на местах, переданных уведомлений о состоянии и транспортировке ядерных боеприпасов, а также обмен телеметрической информацией о проведенных пусках МБР и БРПЛ.
Наработанный опыт свидетельствует о том, что отсутствие данной информации неизбежно приведет к переоценке возможностей противоположной стороны и, следовательно к количественному и качественному наращиванию собственных арсеналов. Считается, что в случае отсутствия Договора Россия И США смогут компенсировать отсутствие обмена информацией за счет национальных технических средств. Однако возможности космической разведки довольно ограничены. Например, она не в силах определить количество боеголовок на МБР и БРПЛ.
После продления существующего Договора необходимо приступить к консультациям по заключению нового соглашения с возможным охватом дополнительных видов вооружений.
Существует целый ряд вооружений, вызывающих озабоченность каждой из сторон возможной договоренности.
Прежде всего это крылатые ракеты воздушного, наземного и морского базирования с дальностью дальнего радиуса действия, ударные системы космического базирования, гиперзвуковые планирующие блоки, ударные беспилотные летательные аппараты, а также необитаемые подводные ударные системы типа российского «Посейдона». Некоторые из них, например, российский гиперзвуковой планирующий блок «Авангард», могут быть сравнительно легко инкорпорированы в правила зачета боезарядов. Не должно быть проблематичным и включение общие потолки крылатых ракет воздушного базирования, что уже было предусмотрено положениями СНВ-1 и СНВ-2. Технически взаимоприемлемые решения могут быть найдены и для крылатых ракет наземного и морского базирования.
Сложнее обстоит дело с ударными космическими системами и ударными БПЛА, которые никогда не являлись предметом ограничительных положений каких-либо соглашений в области контроля над вооружениями. При этом, что касается наступательных и оборонительных космических систем, то наибольшую озабоченность как России, так и США вызывают противоспутниковые системы, включающие в себя ракеты-перехватчики в неядерном оснащении, лазерные компоненты и компоненты радиоэлектронной борьбы. Основную угрозу данный вид вооружений представляет для систем предупреждения о ракетном нападении.
Еще более сложным является вопрос с необитаемыми подводными системами, в силу того, что любые договоренности в сфере контроля над вооружениями основаны на принципах паритета и взаимности. Если подобная система есть у одной из сторон и отсутствует у другой, достижение взаимоприемлемой договоренности представляется проблематичным.
И, конечно, совершенно особым видом вооруженной борьбы является кибероружие, достижение каких-либо ограничительных соглашений в отношении которого вряд ли возможно в силу целого комплекса организационных (невозможность определения государственного или негосударственного источника угрозы) и технических трудностей.
В завершении трудно не упомянуть еще два вида вооружений, на ограничении которых настаивают Россия и США. Для России – это противоракетные системы, для США – нестратегическое ядерное оружие. Ограничить один у указанных видов, не затрагивая другой в обозримой перспективе вряд ли возможно.
В целом, необходимо попытаться спасти контроль над ядерными вооружениями. В конце концов будет проще договориться о контроле над новыми системами вооружений в рамках существующего механизма консультаций и переговоров по контролю над вооружениями, чем при его отсутствии. Также в случае сохранения двусторонней системы контроля над вооружениями когда-нибудь будет проще привлечь к соответствующим консультациям и переговорам третьи страны, превратив двусторонний механизм в многосторонний.
