ОТ РЕДАКЦИИ: Новым гостем серии интервью в формате «Без галстука» стал Тарик Рауф – преподаватель, независимый эксперт, бывший руководитель департамента по контролю и координации политики в области безопасности МАГАТЭ, член Экспертного совета ПИР-Центра с 2013 г. и друг ПИР-Центра с момента основания нашего института в 1994 году.
В интервью вы узнаете о детстве д-ра Рауфа в Пакистане, университетской жизни и становлении в качестве эксперта по нераспространению. Тарик Рауф родился в свободном и процветающем городе Равалпинди в Пакистане. В эпоху Маргарет Тэтчер перебрался в Великобританию, где получил степень магистра. Раннюю научную деятельность Тарик Рауф посвятил изучению военных операций с участием СССР. Впоследствии в Канадском университете Тарик Рауф занялся проблемами ядерного нераспространения. Доктор Рауф рассказывает о создании Канадского института международного мира и безопасности, подчеркивая его роль в преодолении ядерной напряженности времен холодной войны. Кроме того, он делится своим опытом ядерной дипломатии во время работы в МАГАТЭ, где занимался вопросами Корейского полуострова, Иранской ядерной программой. Наконец, Тарик Рауф поделился мнением о роли международных неправительственных мозговых центров, в частности ПИР-Центра, в воспитании будущих экспертов и поддержании диалога во время геополитической напряженности.
Интервью провел Роман Калинин, научный сотрудник ПИР-Центра.
Из гражданской авиации в военное училище и обратно
У меня было счастливое и благополучное детство в пакистанском городе Равалпинди. В те времена Пакистан был довольно процветающей страной. Он был более развит, чем Индонезия, Таиланд, Малайзия и Сингапур. Кроме того, Пакистан был страной очень либеральной. Так что у меня осталось много хороших впечатлений.
У нас была маленькая семья: двое родителей и двое детей – я и моя маленькая сестра. Мой отец был дипломированным инженером-строителем. Получив образование в Англии, он проектировал и строил города и дворцы, владел недвижимостью в Индии. В результате раздела Британской Индии в 1947 году наша семья оказалась на территории Пакистана.
Моя мама была домохозяйкой, но при этом училась в университете. Более того, она была первой в университете среди 10 000 студентов. Позже все профессора смотрели на меня и говорили: «Ну, если у тебя такая блестящая мать, почему ты не первый?»
Когда я был маленьким мальчиком, я интересовался самолетами. Я строил модели самолетов из бальзы. Сначала их нужно было собрать. Затем покрыть вощеной бумагой определенного типа и нанести отвердитель. Также можно было купить небольшой двигатель, чтобы запускать эти маленькие самолетики. В нашем просторном доме я запускал эти самолетики, и они разлетались по комнатам.
Настоящие самолеты, конечно, были более завораживающими. В те дни между Индией и Пакистаном на границах Кашмира действовала Группа военных наблюдателей ООН. Наблюдатели ставили свои самолеты на стоянку в аэропорту. Я познакомился с несколькими пилотами, которые отвезли меня на аэродром. Их винтовые самолеты Douglas DC 3 имели два радиально-поршневых двигателя, которые, видимо, запускались раз в неделю. Так что пару раз пилоты брали меня с собой в короткий полет над городом.
Кроме того, в то время появились первые пассажирские самолеты. Это был Boeing 707 – очень известный реактивный самолет. Пакистанские международные авиалинии были первой авиакомпанией в Азии, которая на нем летала. У меня с другом была возможность полететь в Карачи, где жили его родители, на этом новом самолете. Я испытал огромный восторг.
Я мечтал стать летчиком, но родители отправили меня в военную школу. Это стало настоящим испытанием. Сначала большой конкурс, в результате которого осталось лишь 80 человек. Затем пять лет мы прожили в интернате.
Мы носили военную форму, и за нами следили офицеры. Образование было очень качественным, но я бы не сказал, что мне нравится военная дисциплина. Если кто-то пытается приказывать мне, я не очень хорошо на это реагирую. Так что это отбило у меня всякий интерес к службе в армии, будь то ВВС или какое-то другое подразделение.
После этих пяти лет я вернулся в гражданский университет, чтобы получить первую степень бакалавра. Только два человека из 80 не пошли в армию. Это были я и мой лучший друг, чей отец служил в армии генералом. Все остальные 78 человек начали военную карьеру, с некоторыми из которых я общаюсь до сих пор. Все они вышли на пенсию и живут в разных уголках мира.
Исследование войны и мира, культура и социализм в Великобритании эпохи «Железной Леди»
1-й трек VI Международных Тимербаевских дебатов, 17 апреля 2023 года
После военной школы я поступил в Университет Пенджаба на бакалавра. Пенджаб – самая большая провинция Пакистана, и в университете учатся тысячи студентов.
В каждой из четырех провинций страны есть свой университет, каждый из которых организован на базе британских университетов Оксфорда и Кембриджа. Университет состоит из множества аффилированных колледжей, которые являются частью Университета Пенджаба. Гордон-колледж, в котором я учился, – один из самых известных колледжей. В то время я изучал английскую литературу и политологию, которые были моими любимыми предметами.
После окончания первого курса бакалавриата в Пакистане я получил степень магистра в Англии в Королевском колледже Лондона по полемологии. Одновременно я получил степень бакалавра с отличием в области международных отношений, стратегических исследований и экономики в Лондонской школе экономики.
Я учился в Лондоне в интересную политическую эпоху. Это были времена Маргарет Тэтчер – «Железной Леди». Внутренняя ситуация в Англии была нестабильной из-за многочисленных забастовок шахтеров, рабочих, служащих государственных учреждений.
Лондонская школа экономики имела в некотором роде социалистический уклон. Многие сочувствовали рабочим, и атмосфера была весьма антикапиталистической. Некоторые из моих друзей занимали радикальную позицию. Кто-то стал маоистом, кто-то марксистом. Даже мои друзья из Пакистана из богатых семей, нанимавших рабочих, стали разделять социалистических взгляды. «Когда мы вернемся домой, мы обеспечим наших рабочих медицинским обслуживанием и касками. Мы дадим им пенсию», – говорили они. Но вся риторика испарилась, как только бразды правления предприятия попали к ним от родителей. В итоге они стали жадными капиталистами.
Во время учебы в Лондонской школе экономики я стал редактором студенческой газеты и журнала. Преимуществом работы редактором этих двух изданий было то, что я получал бесплатные билеты на каждый фильм, каждый балет и каждый концерт, которые проходили в Лондоне. Таким образом, у меня была насыщенная культурная жизнь: я бесплатно смотрел новые фильмы, балет, концерты и драмы. Это был приятный культурный опыт.
Три года обучения в Лондонской школе экономики были наиболее полезны для расширения кругозора. Обучение в одном из трех лучших учебных заведений Англии, наряду с Оксфордом, Кембриджем, а также пребывание в столице, дало мне колоссальный опыт.
Многие влиятельные люди, приезжавшие в Лондон, читали лекции в Лондонской школе экономики. Среди них – премьер-министры, министры иностранных дел и дипломаты. Такая атмосфера усиливала наш интерес к международным отношениям, потому что мы видели, как практические деятели приезжают, чтобы выступить с политическими заявлениями или пообщаться со студентами. Профессора также были очень квалифицированными, поэтому из такого общения можно узнать намного больше, чем из учебников.
Я рассматриваю нераспространение в более широком смысле
Я переехал в Канаду из Лондона, чтобы получить докторскую степень по стипендиальной программе «Стипендия Фонда Форда в области двойной экспертизы». Она больше не существует. Однако в то время, если кто-то обладал знаниями в области международной безопасности и контроля над вооружениями, он мог получить ее. Меня заинтересовала тема войны в Афганистане, который имеет границу с Пакистаном протяженностью более 1000 км. Выбор темы был для меня очень естественен, а сама тема имела большую актуальность.
Неформальный экспертный семинар «Научная среда» «Стратегическая (не)стабильность в Европе и Азии: Пути снижения рисков и деэскалации», 13 июля 2022 года
Моя магистерская диссертация в Королевском колледже была посвящена индо-пакистанским войнам 1965 и 1971 годов. Я изучал военную тактику, военную структуру и военные доктрины. В докторской диссертации я продолжил эту тему, но уже рассматривал военную структуру ядерной сверхдержавы на двух разных театрах военных действий. Моя докторская диссертация называлась «Примеры советского военного вмешательства». Я изучал структуру советских вооруженных сил, которые находились в Афганистане в 1979 году. Советские войска также были задействованы в некоторых регионах в Африке, например, в Анголе с кубинскими солдатами. Поэтому я провел сравнительный анализ организации военных подразделений, структуры командования, доктрин и так далее. Я проводил исследования еще до эпохи Интернета, а в то время было не так просто найти много информации, поэтому мне приходилось ходить в библиотеку, чтобы найти книги и журналы.
Мой интерес к нераспространению возник после ядерного испытания Индии в мае 1994 года. В целом, вопросы ядерной безопасности являются частью комплекса проблем международной безопасности и контроля над вооружениями. Я рассматриваю нераспространение в более широком контексте. Нераспространение – это в значительной степени американский и советский термин. Он означает, что получение ядерного оружия другими странами – это неправильно, но наше ядерное оружие – это хорошо, и такая риторика используется до сих пор. Я рассматриваю термин в полном контексте разоружения и нераспространения как часть международной безопасности, а не нераспространения как такового.
Моя карьера в области нераспространения и разоружения началась в Канадском центре по контролю над вооружениями и разоружению. Это был независимый аналитический центр, созданный в Оттаве, столице Канады. Центр больше не существует, но я храню вывеску с его двери до сих пор. Организацию финансировало Министерство Иностранных Дел Канады, однако мы оставались полностью независимы в оценках и имели похожую с ПИР-Центром структуру.
Канадский центр по контролю над вооружениями и разоружению был небольшим – около 8-9 исследователей. Мы занимались канадским и международным контролем над вооружениями и правительственными вопросами. Парламентарии приглашали нас для написания справок и проведения брифингов по вопросам глобальной безопасности. Мы давали комментарии в газетах и на телевидении. Кроме того, мы занимали политическую позицию по конкретным вопросам, таким как Стратегическая оборонная инициатива, которая была одной из версий системы ПРО. Мы также много занимались вопросами контроля над военно-морскими вооружениями и Арктикой.
Оттава, Монтерей и МАГАТЭ
Однако в один прекрасный момент правительство Канады сменилось. Этот центр был создан во времена отца нынешнего премьер-министра Канады Джастина Трюдо. Его отец, Пьер Трюдо, был известным канадским политиком и трижды становился премьер-министром Канады.
Пьер Трюдо был очень обеспокоен тем, что администрация Рональда Рейгана в Вашингтоне может развязать ядерную войну между Соединенными Штатами и Советским Союзом, поэтому он начал реализацию так называемой «стратегии удушения», которая была направлена на прекращение гонки ядерных вооружений. Для придания данной стратегии мировой огласке, Пьер Трюдо решил нанести визиты во многие страны, а Министерство иностранных дел Канады создало независимый аналитический центр, финансируемый правительством – Канадский институт международного мира и безопасности. Новый аналитический центр напоминал американский Институт мира, который финансировался правительством – а, точнее, Конгрессом – на сто процентов. А мы финансировались правительством лишь на 50 % и собирали собственные средства. После смены правительства в 1995 году оба центра лишились финансирования и прекратили свое существование.
Некоторое время я работал в Министерстве иностранных дел Канады, занимаясь вопросом бессрочного продления Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) в 1995 году.
В сентябре 1995 года я отправился в Монтерей, где впервые встретился с посолом Роландом Тимербаевым в рамках проекта под названием «Международные организации и нераспространение».
В 2001 году генеральный директор Мохаммед Эль-Барадеи нанял меня на должность главы женевского офиса МАГАТЭ. Фактически я присоединился к организации в марте 2002 года. Так начался захватывающий период моей карьеры в МАГАТЭ.
III Международные Тимербаевские дебаты, 15 ноября 2021 года
Мохамед Эль-Барадеи, чья книга стоит за моей спиной, пока мы разговариваем, назвал этот период «Дипломатией в коварные времена». Он предложил мне приехать в штаб-квартиру в Вене и стать руководителем отдела по вопросам контроля и политики безопасности, а также его главным советником и заместителем по вопросам нераспространения и разоружения.
В тот период уже велась работа над анализом по ядерной программе Северной Кореи, а также по Ираку. В августе 2002 года началось рассмотрение ядерной программы Ирана, а в декабре 2003 года – Ливии. Позже, в ноябре 2007 года, начался ядерный анализ и по Сирии.
Генеральный директор также назначил меня ответственным за работу МАГАТЭ по созданию зоны, свободной от ядерного оружия, на Ближнем Востоке (ЗСОМУ) и по созданию резервного хранилища низкообогащенного урана (НОУ) МАГАТЭ в Ангарске. МАГАТЭ также создавало банк НОУ в Усть-Каменогорске в Казахстане.
У меня была очень увлекательная карьера в МАГАТЭ в качестве правой руки Генерального директора. Я приложил усилия к тому, чтобы перенести в Вену заседания Подготовительного комитета ДНЯО, создать запасы НОУ на Сибирском электрохимическом комбинате в Ангарске и урановый банк в Казахстане. Я также потратил два года, с 2002 по 2004 год, на то, чтобы арабы и израильтяне договорились о повестке дня или форуме по ЗСОМУ, что было довольно большим достижением. Однако стороны не проводили форум еще несколько лет, вплоть до 2011 года.
Я также столкнулся со многими проблемами, особенно когда страны политизировали вопросы гарантий. Много раз страны пытались повлиять на гражданских служащих МАГАТЭ или оказать на них давление. МАГАТЭ – независимая, автономная международная организация. Это означает, что сотрудники не подотчетны какому-то конкретному государству или своему собственному. Они не должны нести ответственность перед могущественными странами, которые могут заплатить больше.
Однако политические проблемы становились все более сложными, начиная с Ирака, Ирана, Сирии и ядерного анализа Ливии. Ухудшились и отношения между великими державами. В то время некоторые страны пытались повлиять на международные организации, чтобы те проводили политику или делали заявления в пользу той или иной стороны. У меня в библиотеке есть книга генерального директора Мохамеда Эль-Барадеи «Дипломатия в коварные времена», в которой частично рассказывается о том, как независимым техническим организациям, таким как МАГАТЭ, стало сложно сохранять независимость, авторитет и доверие в эпоху противостояния могущественных стран. Генеральный директор должен быть сильным и восприниматься как независимый. Он также должен наделять сотрудников полномочиями поддерживать высочайшие этические принципы.
Почему Вена – это лучшее место?
С 1987 года я ни разу не пропускал подготовительные конференции к обзорной конференции ДНЯО. В свое время, к моему счастью, Генеральный директор МАГАТЭ назначил меня заместителем главы делегации. Я горжусь своими достижениями на этом посту. Даже в 2005 году, когда Обзорная конференция провалилась, я добился соглашения о том, что первое заседание Подготовительного комитета следующей Обзорной конференции пройдет здесь, в Вене, а не в Нью-Йорке.
Договор о нераспространении ядерного оружия основан на трех столпах: ядерное разоружение, нераспространение и использование ядерной энергии в мирных целях. Вопросы нераспространения и мирной атомной энергетики всегда обсуждались в Вене. После того как в 1996 году в Вене появилась Организация по Договору о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ОДВЗЯИ), часть вопросов ядерного разоружения также стала обсуждаться в Вене. Было бы логично проводить все встречи по ДНЯО в Вене. В результате моих усилий все первые сессии Подготовительного комитета к Обзорной конференции ДНЯО проходят в Вене.
Я прилагаю усилия и для того, чтобы сами Обзорные конференции проходили в Вене. Дело в том, что Нью-Йорке заседают специалисты, которые занимаются исключительно политическими вопросами. Они имеют опыт работы в Совете Безопасности ООН, комитетах Генеральной Ассамблеи ООН. Однако им необходим практических опыт в сфере контроля над вооружениями, поскольку Первый комитет Генеральной ассамблеи из шести занимается вопросами Контроля над вооружениями и ядерного разоружения.
Я считаю, что проведение Конференции по рассмотрению действия ДНЯО в течение 20 рабочих дней в Нью-Йорке делает ее очень политизированной. В 2022 году много времени было потрачено на обсуждение того, что происходит на Украине, на ситуацию вокруг Запорожской АЭС. Обсуждение этого вопроса возможно в рамках одного из столпов ДНЯО, но он поднимался в политизированном ключе на протяжении всей конференции. В меньшей степени он поднимался в Вене во время работы Подготовительного комитета.
Дипломаты могут приехать в Вену и вживую увидеть механизм работы системы верификации. В программе также предусмотрено посещение МАГАТЭ и, где можно увидеть, как работает агентство изнутри. Сотрудники политических ведомств могут ознакомиться с тем, как хранятся и анализируются образцы урана и плутония. Они также имеют возможность посетить ОДВЗЯИ, чтобы увидеть, как работает международная система мониторинга.
Проведение конференции в Нью-Йорке – это сплошная политизация. Этот бизнес по организации конференций ДНЯО в Нью-Йорке начался во время холодной войны и не имел никакого отношения к ДНЯО. Раньше европейские дипломаты хотели поехать в Нью-Йорк, чтобы заняться дешевым шопингом. Нью-йоркские дипломаты, в свою очередь, хотели посетить Женеву, чтобы насладиться культурой, красивыми видами и т.п. Однако глобализация позволяет купить iPhone по той же цене в Вене, что и в Нью-Йорке. Так зачем же тратить тысячи долларов на перелет в Нью-Йорк и оплачивать дорогие номера в отелях? Стоимость жизни в Вене намного дешевле. В 2022 году, находясь на Обзорной Конференции ДНЯО в Нью-Йорке, я остановился в одном из отелей. Я не хочу называть отель, но это не дешевое место рядом со штаб-квартирой ООН. Так вот, посреди ночи в моем номере бегали мыши. Когда я пожаловался, администратор сказал, чтобы я не беспокоил их по таким вопросам. В Вене мы не сталкиваемся с такого рода проблемами.
Когда-то Нью-Йорк был восхитительным городом, но сейчас многое изменилось. Я не хочу очернять какое-то конкретное место, но одна из моих миссий – продолжать добиваться проведения конференций по рассмотрению действия ДНЯО в Вене.
Со времени моей первой обзорной конференции в 1987 году многое изменилось. Характер дискуссий между Странами-участниками ДНЯО отражает общую ситуацию в сфере международной безопасности. Когда крупные державы хорошо ладят друг с другом, встречи по ДНЯО обычно проходят в том же позитивном русле. В то же время на встречах отразилась и конфронтация.
Существует разница между форматами заседаний ДНЯО и ООН. В рамках ДНЯО проходят встречи, которые объединяют государств-участников Договора. Каждый член ДНЯО имеет равные права, вне зависимости от размера его территории или ядерного арсенала. Все государства обладают одинаковым правом голоса. Когда малые страны чувствуют несправедливое отношение к себе по другим вопросам, не связанным с Договором, встречи ДНЯО становятся полем, на котором они могут выразить свое мнение. Они имеют право воздержаться от голосования по предложениям более крупных держав либо открыто выступить против достижения конкретного соглашения.
Несмотря на разногласия между Вашингтоном и Москвой во время холодной войны, обе ядерные сверхдержавы сотрудничали по вопросам нераспространения. Ни одна из сторон не хотела, чтобы больше стран заполучили ядерное оружие. Исключением стала Северная Корея, которая испытала ядерное устройство в 2006 году.
Отношения с Россией стали заметно осложняться в период правления администрации Дж. Буша мл., а затем и второй администрации Б. Обамы. Это отразилось на встречах государств-участников ДНЯО. Постепенно атмосфера сотрудничества и терпимости между двумя делегациями была утрачена. Кульминационный момент наступил при администрации Д. Трампа, когда делегации России и США начали наскакивать друг на друга. Такого никогда не случалось в прошлом. Стычки происходили на различных форумах, но не в рамках Обзорных конференций ДНЯО. В последние несколько лет сотрудничеству и вовсе пришел конец.
В условиях роста мощи КНР возникает новая ось соперничества между США и Китаем. США в явном виде считают Россию и Китай своими соперниками. При администрации Б. Обамы США были готовы смириться с возвышением Китая. Однако, начиная с администрации Д. Трампа, политика изменилась. США стремятся не допустить, чтобы Китай стал номером один или номером два. Конфронтация идет в сфере торговли, политики и контроля над вооружениями. По коллективному мнению экспертов, сейчас мы живем в более опасной международной обстановке.
Я независимый эксперт
После ухода из МАГАТЭ я в течение трех лет работал в Стокгольмском международном институте исследования проблем мира (СИПРИ), возглавляя программу по разоружению и контролю над вооружениями. Сейчас я вернулся в Вену и являюсь независимым экспертом.
Я по-прежнему посещаю конференции ДНЯО в качестве делегата от некоторых дружественных стран. Я продолжаю давать комментарии, лекции и интервью. На данном этапе своей карьеры я сделал своей миссией донести правду до сильных мира сего.
Я указываю на двойные стандарты и лицемерие, которые мы видим в международной ядерной дипломатии. Мы повредим всю систему, если не будем, в первую очередь, работать над этими вопросами. Некоторые страны своей политикой уже нанесли ущерб международной системе проверок МАГАТЭ, сделав исполнение процедур проверок более сложным. Неспособность принципиально решить эти вопросы может поставить под угрозу всю систему. Некоторые страны уже препятствуют работе международной системы проверок МАГАТЭ, создавая препятствия, мешающие выполнению процедур проверки и мандата МАГАТЭ.
Например, в рамках системы существует основополагающий принцип, согласно которому страны, не входящие в ДНЯО, не должны получать те же преимущества в мирном ядерном сотрудничестве, что и страны, не обладающие ядерным оружием, но присоединившиеся к ДНЯО. Все государства-участники ДНЯО, включая «пятерку», единодушно согласились с этим принципом на Конференции 1995 года по рассмотрению и продлению действия ДНЯО. Это обязательство было вновь подтверждено в 2000 году. Однако один из пяти постоянных членов Совета Безопасности сделал исключение для страны, не входящей в ДНЯО, которая провела ядерные испытания. Это исключение позволило этой стране получить тот же уровень ядерных льгот, что и неядерным государствам, таким как Канада, Германия, Италия, Бразилия, Аргентина и Южная Африка, которые присоединились к ДНЯО. Был создан серьезный прецедент, когда государство не член ДНЯО смогло воспользоваться привилегиями ядерного сотрудничества, не соблюдая при этом ст. VI Договора. В итоге на МАГАТЭ было оказано давление с целью создания специального режима проверки для такой страны, что подорвало доверие к организации.
Самый последний вызов возникает в сфере военно-морских ядерных силовых установок. В сентябре 2021 года США, Великобритания и Австралия в рамках партнерства AUKUS заключили соглашение, направленное на оснащение Австралии флотом из 3-5 атомных подводных лодок класса «Вирджиния». Согласно этому соглашению, Австралия получит подводные лодки, оснащенные ядерными силовыми установками, но без ракет с ядерными боеголовками. Это событие создало прецедент, который ставит перед МАГАТЭ проблему проверки использования ядерного топлива. Я посвятил несколько исследовательских работ изучению и решению этой проблемы. В целом моя позиция совпадает с мнением Мохамеда эль-Барадеи, который подчеркивает важность наличия единых правил, применимых ко всем сторонам. Мы не можем делать исключения для дружественных стран или создавать особые правила для стран, которых считаем врагами. Это часть проблемы воспитания и нравственности лидеров и дипломатов в некоторых странах, которая, к сожалению, снижается.
Отвлечься от ядерных проблем
Я наслаждаюсь своей обширной библиотекой, в которой в основном представлены книги по ядерной тематике. Чтобы отвлечься от сложных ядерных проблем, я люблю читать стихи арабского философа Руми и «Рубайят» Омара Хайяма, которые помогают очистить мой разум от повестки ядерного оружия.
Несмотря на то, что во время учебы в магистратуре я жил в Англии, английский футбол меня не интересовал. Зато есть другая игра – крикет, в которую очень любят играть в бывших английских колониях: Индии, Пакистане, Австралии, Новой Зеландии, Шри-Ланке и Южной Африке. Мы считаем крикет самой интеллектуальной игрой, в которую играют битой и мячом. Люди не щеголяют в смешных костюмах и трико, как в бейсболе. Здесь вы носите брюки. Вы одеты как денди.
Настоящий тестовый матч по крикету может продолжаться пять дней. Вы можете прийти на крикетное поле и заснуть, а когда проснетесь, игра будет продолжаться. Счет в крикете идет на сотни пробежек, потому что в каждой команде одиннадцать игроков. Наивысшее достижение для бэтсмена – забить 100 или более пробежек. Некоторые делают 200 и даже 300 пробежек в одиночку. Итого, 500-600 пробежек для команды.
Вы сможете понять эту игру только если выросли в этой среде. Иначе она может показаться скучной, так как итога придется ждать до 5 дней. В детстве в Пакистане поле для крикета находилось недалеко от моего дома, так что просмотр матчей для меня был довольно увлекательным занятием. Я мог идти на игру пешком, возвращаться домой на обед и снова приходить на игру. За играми было особенно приятно наблюдать осенью и зимой, сидя в удобном кресле под солнцем и попивая чай.
Еще одно мое хобби – путешествия. Работа в сфере международной безопасности позволяет побывать в интересных местах. Я побывал в северном походе за полярным кругом в Канаде, путешествовал в Чили, Южную Африку, южную часть Новой Зеландии и посетил многие другие места. Год назад я снова съездил в Бишкек. Первая поездка туда состоялась в 1997 году. Тогда я проехал через все пять центральноазиатских столиц с проектом договора о Центральноазиатской зоне, свободной от ядерного оружия. Его подготовил посол Джордж Банн, коллега Роланда Тимербаева на переговорах по ДНЯО. В 1990-х годах он вышел на пенсию и служил в Стэнфордском университете, что неподалеку от Монтерея, где я тогда жил. Мы вдвоем составили проект, и я отправился во все пять столиц на переговоры.
Одно из моих любимых хобби, связанных с путешествиями, – знакомство с миром гастрономии. Я веду список ресторанов изысканной кухни в различных уголках света. Порой это очень дорогие рестораны, но они достойны посещения.
О молодом поколении и ПИР-Центре
Мне повезло добиться успеха в работе по специальности. Я благодарен за все возможности, которые были предоставлены мне за последние годы. На данном этапе я считаю очень важным передать опыт и знания молодому поколению и постараться помочь им в карьерном пути.
Большую ценность для обмена опытом между поколениями и экспертами представляют научно-аналитические центры. С ПИР-Центром меня связывают долгие годы дружеского общения. Я познакомился с Володей Орловым еще до создания ПИР-Центра. Затем мне посчастливилось очно побывать на нескольких мероприятиях под знаком ПИР. Мы проделали большую работу над сохранением наследия посла Роланда Тимербаева.
Сохранение таких аналитических центров крайне важно, поскольку они готовят следующее поколение экспертов. Эти площадки также служат платформой для дипломатов и практиков, как действующих, так и вышедших в отставку. На них можно проводить открытые дискуссии без официальных ограничений. Самая важная роль их, конечно, заключается в пробуждении интереса и воспитании навыков у подрастающего поколения. У нас не хватает молодых специалистов, работающих в области контроля над вооружениями. Вы можете видеть, что многие молодые люди работают над проблемами изменения климата, но не так много над вопросами ДНЯО. Многие люди в нашей области довольно стары, и нам необходимо привлечь новое поколение, поскольку опасность ядерной войны и ядерного оружия все еще с нами.
ПИР-Центр и другие подобные ему центры и институты выполняют критическую функцию. Очень важно, чтобы такие институты получали надлежащее финансирование и не были вынуждены постоянно бороться за средства, особенно в трудные времена. Поддержание связи между странами и правительствами имеет огромное значение, даже если они придерживаются разных взглядов или находятся в состоянии конфронтации. Разрыв всех контактов – не лучший вариант. Практика отказа от общения с кем-либо только на основании его национальности во многом иррациональна. Если такая политика все же проводится каким-либо государством, она не должна препятствовать научному обмену.
Студенты, исследователи и ученые должны оставаться в контакте, несмотря на политику своих правительств. К сожалению, в наше время мы являемся свидетелями значительной поляризации. По мере того, как мы приближаемся к периоду, напоминающему начало 1950-х годов, характеризующемуся обострением конфронтации и нежеланием вести диалог, для таких организаций, как ПИР-Центр, становится все более важным вырваться из этого шаблона. ПИР-Центр должен развивать и поддерживать свои отношения с партнерскими институтами в других странах, особенно в сложные периоды.
Пусть путешествовать стало гораздо сложнее, например, из-за трудности в получении виз, зато у нас остаются онлайн-платформы типа Zoom. Такой способ связи является еще и экологичным и содействует декарбонизации. ПИР-Центр и другие НПО играют важную роль в преодолении разногласий и являются источниками идей, которые могут быть приняты на вооружения для нормализации политической обстановки.
