Интервью ПИР-Центра с Владимиром Верховцевым в день 85-летия со дня рождения Евгения Маслина

20 мая генерал-полковнику, члену Совета ПИР-Центра, Советнику АНО Аспект-конверсия Евгению Петровичу Маслину исполнилось бы 85 лет. Он собирался отметить этот юбилей так же красиво и весело, как и 5 лет назад, когда праздновал своё 80-летие… В этот особенный и важный день ПИР-Центр побеседовал со сменщиком Евгения Петровича на посту руководителя 12-го Главного управления Министерства обороны Российской Федерации (2005-2010), генеральным директором горнорудного дивизиона Госкорпорации «Росатом» уранового холдинга «Атомредметзолото», кандидатом технических наук, генерал-полковником Владимиром Николаевичем Верховцевым. Мы поговорили о том, как они впервые познакомились с Евгением Петровичем на «противоречиях», как о нём отзывались люди, о жарких спорах по ядерно-техническому обеспечению и безопасности, об уходе Евгения Маслина из Главного управления и какое наследие он оставил после себя в 12-м ГУ МО, как подписывали два «скользких» соглашения в ходе визита министра обороны США Уильям Перри в Россию в 1995 году, а также о поучительной истории с участием Евгения Петровича и его умении прощать людей.

Владимир Николаевич, большое спасибо, что Вы согласились провести с нами беседу. Напомню, почему для нас важна фигура Е.П. Маслина: Евгений Петрович с ПИР-Центром был в том или ином формате с середины-конца 1990-х годов, являясь старшим советником, членом Совета, и долгое время фактически координировал научную работу нашей организации. А когда он возглавлял 12-е Главное управление, происходили принципиальные исторические события с точки зрения ядерной безопасности (чем ПИР-Центр и занимается) и вывоза ЯО с территории постсоветских государств. Это в итоге стало основой для целого ряда публикаций ПИР-Центра ещё в 1990-х годах в рамках журналов «Ядерный Контроль», «Московских новостей». Хотели бы начать, наверное, со следующего вопроса: насколько мы понимаем, Вы попали в центральный аппарат 12-го Главного управления ещё в 1987 году, и в то время Евгений Петрович ещё там не служил и пришёл уже в должности заместителя начальника в 1989 году. Были ли Вы знакомы с Евгением Петровичем ещё до того, как он стал заместителем начальника 12-го Главного управления?

Нет, знаком не был. Впервые фамилию Маслина я услышал, когда был старшим лейтенантом, служил «во глубине сибирских руд». Это было в 1979 году. 12-е Главное управление – большая организация, она была разбросана по всей территории Советского Союза: на Украине было четыре объекта, в Белоруссии был объект, в Казахстане объект, ну и много баз мелких было по всем остальным территориям. Я служил под Красноярском; ну это очень условная территория, километров 100 к северу от Красноярска. И в ходе одной из проверок генерал-лейтенант Александр Григорьевич Сандриков (заместитель начальника 12ГУМО по боевой подготовке в 1967-1985 гг.), проверяя нас, на разборе учений сказал, что «мы двигаем молодых перспективных, очень грамотных людей, вот, двигаем сейчас на должность командира объекта X в Вологде Маслина Евгения Петровича», и охарактеризовал его как очень энергичного, толкового человека, интеллигентного. То есть, охарактеризовал так, кем Е.П. на самом деле и был. Тогда я в первый раз услышал о Е.П. Маслине.

Познакомился я с ним… Очень сложно сказать «познакомился», потому что я пришёл в 12-е ГУ МО в 1987 году, через 2 года меня перевели на службу в Генеральный штаб, а Евгений Петрович в конце 1989 года был назначен первым заместителем начальника 12-го Главного управления. Вот я его в первый раз вживую увидел в 1989-1990 году. Но и то, я был полковником в Генштабе, он был генерал-лейтенантом. Ясное дело, он меня не замечал – мало ли там какой-то офицер Генштаба, а он величина, замначальника 12-го ГУ МО. Таких как я было много, а таких как он – единицы. Ну и как-то мы года два вообще не взаимодействовали.

В 1987–1989 гг. на уровне политических событий, на уровне дипломатии уже происходили принципиальные изменения, а в 12-м ГУ МО это ощущалось, или работа шла в обычном режиме?

12-е ГУ МО составная часть ВС СССР на тот момент, и все процессы, которые происходили в Советском Союзе, происходили и в 12-м Главном управлении. Я не могу как-то отделить этот организм от Вооружённых Сил и от советского государства. Конечно, это отражалось на деятельности, на настроениях офицеров и прочее.

Ощущалось ли в Вашей повседневной работе наследие того, что делал Евгений Петрович, когда уже 12-е ГУ МО возглавил генерал-лейтенант Игорь Николаевич Валынкин (1997–2005)?

Начнём с того, что нам надо было как-то поближе познакомиться, и это знакомство произошло, скажем так, на противоречиях, которые были между мной и персонально им. Это были такие довольно серьёзные споры по ряду проблем. Я как представитель Генштаба высказывал своё мнение, Евгений Петрович категорически не соглашался, или наоборот. Это были очень жаркие споры, например, у начальника Генштаба: мы часто втроём обсуждали разные проблемы в области ЯТО, начальник Генштаба, Евгений Петрович и я. И Маслин говорил «надо поступить вот так, вот так, вот так», а говорил, что нет. И вот на этих противоречиях Евгений Петрович и обратил внимание на меня: что это там за такой товарищ-то, упёртый в Генштабе? Я говорю так, у меня три звезды генерал-полковника на погонах, а тут полковник, три звезды маленькие… ну, большие, но значительно поменьше, чем у него, и он возражает и продавливает свою линию. И надо отдать должное, эта борьба велась с переменным успехом: порой начальник Генштаба поддерживал меня, порой Евгения Петровича.

И вот так вот мы шли по жизни до 1996 года. В 1996 году сложилась ситуация, когда Евгений Петрович принял решение, что он через год увольняется. В ноябре был сбор у министра обороны; я тогда уже был генералом, но по-прежнему служил в Генштабе. На сборах Евгений Петрович неожиданно подошёл ко мне и со свойственной ему манерой поведения и разговора говорит: «Ну что, товарищ Верховцев, как смотрите насчёт того, что надо вернуться в 12-е ГУ МО?» Я немного вздрогнул, честно говоря, я не ожидал от него такого предложения. Ну, жизнь вот такая, сложная, что, когда начинаются такие разговоры, очень хочется выторговать себе чуть побольше. Я говорю: «Евгений Петрович, вы понимаете, у меня очень прочные позиции в Генштабе, я себя ощущаю как рыба в воде, я всех знаю, меня все знают. Так что если мне возвращаться в 12-е ГУ МО, то на любую позицию я не пойду». В тот период в 12-м главке было много генералов, генерал-майорские должности, замначальника штаба или что-то такое. Он скрывать не стал, говорит: «Ну, если вы считаете, что первый заместитель начальника 12-го ГУ МО – это любая должность, то вы ошибаетесь». У меня аж между лопаток где-то зачесалось от того, что мне предлагают столь высокую должность. Но, тем не менее, я опять говорю: «Евгений Петрович, можно я немного подумаю?» Он говорит: «Конечно, подумайте, вопросов нет». Хотя он мне сказал, что на следующий день был сбор всех офицеров и генералов 12-го Главного управления в Сергиевом Посаде, говорит: «Вы же будете у нас на сборах? Ну вот завтра подойдёте и скажете своё решение». Как только я отошёл от него, первая крамольная мысль мне упала в голову: «Зачем ты это сделал? Ведь может больше не предложить!» Было даже желание через пять минут подойти и сказать: «Я подумал, я согласен!» Но так делать нельзя, и действительно, я на следующий день поехал на сборы руководящего состава, подошёл к Евгению Петровичу и сказал: «Я согласен». «Ну, вот это правильное решение!», ответил он мне.

Началась работа. Очень долгая эта работа была, потому что начальник Генштаба не соглашался отдавать, потом поменялись начальник Генштаба и министр обороны, пришли [генерал-полковник Игорь Николаевич] Родионов [1996-1997] и [генерал-полковник Виктор Николаевич] Самсонов [1996-1997]. Но в итоге Евгений Петрович продавил кандидатуру Игоря Николаевича Валынкина (это его заслуга). А уже в связке с Игорем Николаевичем пошёл я на должность первого заместителя, как и планировалось.

Ушёл он [Е.П. Маслин] из Главного управления в августе 1997 года. Даже не в августе, в сентябре. Почему в сентябре: он спросил разрешения у начальника Генштаба, тогда генерал-полковника [Анатолия Васильевича] Квашнина [1997-2004], чтоб ему разрешили послужить до 55-летия Главного управления, как раз 4 сентября 12-му ГУ МО исполнялось 55 лет. Ему дали добро, он дослужил до 55-летия, отметил юбилей, и через неделю он ушёл в отставку.

Продолжалось ли сотрудничество? Во-первых, Игорь Николаевич был благодарен, я думаю, он и сейчас этой позиции придерживается, что только его усилиями он продвинулся на должность начальника Главного управления. Они почти каждый день встречались, все семь лет, пока Игорь Николаевич командовал главком. Да, возможно, какие-то расхождения у них были, по каким-то вопросам, но это было тесное сотрудничество. Видя это, я даже не мог себе представить, что там не продолжается та история, которая была при Евгении Петровиче. Единственное что – это совершенно разные люди. Евгений Петрович это одно, Игорь Николаевич – это другое, с абсолютно разными взглядами на жизнь, со своей философией и один, и другой. Но контактировали они до уже увольнения Игоря Николаевича. А потом это продлилось и когда я руководил 12-м ГУ МО: и Евгений Петрович, и Игорь Николаевич довольно часто у меня бывали.

Евгений Петрович в отставке работал в целом ряде организаций и участвовал в различного рода мероприятиях. Не каждый генерал в отставке ведёт такую активную деятельность в области налаживания международных связей. В том числе поэтому ПИР-Центр, как неправительственная организация, обладает какими-то возможностями, связями, в т.ч. и международными. Вот эта независимая позиция Евгения Петровича, который мог контактировать с теми, с кем считал необходимым, она как-то сказывалась на Вашей работе?

Нет, на работе она, наверно, никак не сказывалась. Я хочу сказать, что Евгений Петрович очень многое сделал и для 12-го Главного управления, и для государства российского в сфере развития именно международного военно-технического сотрудничества. Иногда ему банально везло в этом деле, но везёт тому, кто везёт. Я вспоминаю 1995 год, когда впервые были подписаны два стратегических соглашения под рамочным соглашением о сотрудничестве в ядерной области, которые подписали Клинтон и Ельцин. Евгений Петрович под этой рамкой подписал два соглашения: одно о безопасном хранении ядерного оружия, а другое о безопасной транспортировке. Я уже говорил, когда Евгению Петровичу на 80-летие фильм небольшой делали, что он был первый, как Гагарин в космосе, так вот он пробивал эти соглашения. Первым всегда крайне тяжело. Но не без доли везения, конечно же. Почему? Потому что я вспоминаю мероприятия 1995 года. Тогда министром обороны США, который летел в Россию, был [Уильям] Перри [1994-1997]. Под визиты министра всегда готовятся какие-то мероприятия, соглашения. Павел Сергеевич Грачёв, будучи министром обороны, собрал большой коллектив, чтобы решить, как Перри встречать – а оставался месяц до визита. Ничего не нашлось. Ему сказали: «Ну есть тут два соглашения, но они скользкие, в такой области и так далее». Евгений Петрович их долго пробивал, очень тяжело они шли, потому что оппонентов было очень много. Павел Сергеевич решил это всё в два счёта, как десантник: «Ну, Перри летит, подписывать нечего, значит, будем подписывать эти два соглашения». И вопрос мгновенно решился. Чистое везение, так бы он мог пробивать их очень долго. Вот под этими соглашениями начались уже визиты в Соединённые Штаты, я тоже периодически принимал участие в этих визитах. Тогда замминистра обороны США был доктор [Гарольд] Смит [1993-1998], который как раз курировал всю эту тематику. И у Евгения Петровича с ним сложились очень тесные отношения, и очень многое он делал через него. Уже уволенный, он летал в Штаты, встречался с Клинтоном – это всё было с подачи доктора Смита, потому что он был очень неординарный человек, мне Евгений Петрович давал читать его записки. Я вспоминаю один из визитов, когда Евгению Петровичу не давали визу в Штаты. И доктор Смит ему писал: «Уважаемый друг, не приписывайте злому умыслу то, что можно приписать обычной человеческой глупости». Я скажу, это философское такое изречение. Поэтому, имея такие тесные контакты, он и летал. Может быть, и по Вашей линии были какие-то контакты.

Есть ли какая-то особая, поучительная история с участием Евгения Петровича, которой Вы хотели бы поделиться?

Ну, историй было много таких. Я, пожалуй, одну отмечу. Это опять возвращаясь к нашим дебатам в Генеральном штабе. В вооружённых силах есть такая штука как согласования документов, которые вносят на самый верх. И если Евгений Петрович понимал, что что-то не получается, то он мог взять на себя смелость пойти к начальнику Генерального штаба. В ту пору эту должность занимал [генерал-полковник] Михаил Петрович Колесников [1992-1996], который очень тепло относился к Евгению Петровичу. НГШ мне как-то уже будучи на пенсии сказал, что у него было два таких генерала, которым он доверял сполна: это Маслин и [генерал-полковник] Владимир Леонтьевич Иванов [1992-1996], командующий космическими войсками. И вот, Евгений Петрович откинул все бюрократические этапы согласования и пошёл к начальнику Генерального штаба и подписал очень тяжёлую, на мой взгляд, директиву, касающуюся тактики действий вооружённых сил в области ядерного обеспечения. Но НГШ только завизировал её, а подписал министр обороны. И когда она к нам упала, то у меня последние волосы на голове встали дыбом. Мы довольно сильно упёрлись, отметили, что документ прошёл без согласования, был ряд предварительных совещаний у начальника главного оперативного управления, у заместителя начальника Генштаба. На каких-то Евгений Петрович побеждал. Но когда вынесли этот вопрос на уровень начальника Генштаба, победа была на нашей стороне. Я хочу отдать должное Евгению Петровичу – ведь я переломал ту идею, ту стратегию, которую он уже практически выстрадал – она была подписана министром обороны России! А мы сделали так, что ту директиву, которую подписали, отменили, и родилась новая директива с абсолютно противоположным видением ситуации. Такие вещи я бы, например, никогда не простил. А он наоборот, есть такие люди. Вот после этого, на мой взгляд, он стал уже ко мне относиться совершенно иначе и по-серьёзному, как к человеку, который имеет свою позицию, может отстаивать свои идеи и даже переламывать те идеи, которые не выдвигал.

Ну, это из практики служебной, повседневной деятельности. Он очень любил петь, мы часто с ним, особенно когда какие-то мероприятия в 12-м главке проходили, брали с собой ещё в компанию [генерал-полковника] Владимира Ивановича Герасимова, которого Евгений Петрович сменил, и пели «Три танкиста, три весёлых друга», это была наша любимая песня.

Вы вот сейчас как раз сказали про эту черту Евгения Петровича – способность простить человеку то, что его победили в какой-то борьбе идей.

Вы правильно говорите: Евгений Петрович понимал, что победила более здравая идея. Я думаю, что он не мелочился, в том плане что он проиграл или ещё что-то. Человек был очень контактный и очень убедительный в своих мыслях и беседах. Я до последнего дня с ним полемизировал. Каждый был на своих позициях, но мне было с ним абсолютно интересно беседовать, и думаю, что и ему со мной. Я крайний раз говорил с ним за сутки до смерти, но там уже не до полемики было. В последние месяцы я звонил, и были какие-то короткие, сухие разговоры, я не понимал, что происходит. А потом он позвонил, когда я был в Забайкалье, а разница там у нас 6-7 часов. Он позвонил мне часа в три ночи, когда по московскому времени – девять вечера. Я говорю: «Евгений Петрович, у меня ночь глубокая, я перезвоню вам завтра». Перезвонил завтра, а он говорит: «Я хочу покаяться перед тобой, что я тебе не говорил, что я тяжело болею последние полгода. Если можешь сейчас – помоги». Помощь нужна была в том, чтобы вытащить его из госпиталя хотя бы на неделю, чтобы он вернулся в семью, полежал дома, подышал чуть-чуть семейным воздухом. С трудом это удалось сделать, нынешний начальник 12-го Главного управления помог. Вот он побыл неделю дома, потом его положили обратно в госпиталь, из которого он уже не вышел…

Выходные данные cтатьи:

Интервью проводил м.н.с ПИР-Центра Артем Квартальнов, 20 мая 2022 г.