C момента прихода движения «Талибан»* к власти в Афганистане в 2021 г. к действиям группировки приковано повышенное внимание. Мировое сообщество хорошо запомнило опыт «первого талибского правительства» и в большинстве своем не ждет от «второй попытки» каких-либо существенных перемен. Тем не менее мировая обстановка и в частности, заметная активизация глобального террористического подполья вносят свои коррективы в ситуацию. С течением времени «Талибан»* воспринимается не только как потенциальный противник, но и как возможный союзник и партнер.
На этот факт не столь давно обратил внимание Президент России Владимир Путин. В ходе пресс-конференции по итогам саммита стран Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) он отметил важность взаимодействия с талибами в вопросах совместного противодействия террористической угрозе.
Это заявление, пусть и не несло в себе каких-либо принципиально новых предложений (т.к. важность международного сотрудничества в вопросах контртеррористической деятельности подчеркивалась Москвой неоднократно), стало первым случаем прямого обозначения готовности развивать взаимодействие с Движением по линии борьбы с терроризмом на столь высоком уровне. Позднее схожую точку зрения в интервью ИТАР-ТАСС озвучил и посол РФ в Афганистане Дмитрий Жирнов.
Однако прежде чем переводить взаимодействие с талибами в практическое русло, представляется важным понять, насколько эффективно «яростные муллы» справляются с террористической угрозой в течение последних трех лет и какой вклад в этот процесс могут внести соседние страны.
Точка сбора – Афганистан
Внимание радикалов к Афганистану не ослабевает с течением времени. Напротив, после свержения в 2021 г. поддерживаемого США правительства Гани деятельность джихадистов приобрела открытый характер. На территории страны действует более трех десятков группировок различной численности и степени радикальности. Большинство из них враждует как с центральной властью, так и между собой. Однако наибольший интерес представляет деятельность двух крупнейших джихадистских группировок – ИГИЛ** [1] и Аль-Каиды**. Обе МТО стремятся превратить Афганистан в новую точку сбора сторонников и тем самым обеспечить «перерождение» собственной версии «халифата».
Пальма первенства в этом вопросе принадлежит Аль-Каиде**. В начале июня 2024 г. на ресурсах группировки была опубликована программная статья Сайфа Аль-Адля (также известен как Салим Аш-Шариф), которого принято считать новым «эмиром» группировки после ликвидации Аймана Аз-Завахири. Аль-Адль среди прочего заявил, что джихадисты со всего мира должны приехать в Афганистан, чтобы перенять опыт движения «Талибан»* для достижения своих целей. Он подразумевает военную и религиозную подготовку, которые помогли талибам захватить власть в стране. Кроме того, в воззвании подчеркнуто, что ситуация в Афганистане благоволит возвращению утраченных группировкой позиций лидера глобального террористического подполья.
Призывы Аль-Каиды** не остались незамеченными у конкурентов: менее чем через две недели неофициальный медиацентр Исламского государства** «Аль-Азаим» призвал джихадистов со всего мира к переселению в Афганистан, чтобы присоединиться к группировке и действовать в ее интересах. Параллельно с этим заработали и пропагандистские ресурсы, ориентированные на Центральноазиатский регион и Россию и распространяющие аналогичные призывы.
На данный момент обе группировки состязаются в красноречии, стремясь мотивировать сторонников (как опытных, так и начинающих) из мусульманского мира перебраться в Афганистан и усилить своим присутствием уже сложившиеся ячейки.
При этом талибы продолжают настаивать, что на территории Афганистана «нет физического присутствия какой-либо группировки». Однако динамика обстановки в стране свидетельствует об обратном.
Тихие омуты – бурные заводи
Поскольку высокий уровень террористической угрозы в Афганистане сильно препятствует налаживанию международного экономического сотрудничества, талибы почти сразу определили разгром джихадистского подполья в качестве задачи номер один.
Победные реляции из уст руководителей Движения начали звучать сравнительно быстро – еще в 2023 г., когда талибам удалось добиться первых заметных результатов в контртеррористической работе. Тем не менее при более детальной оценке обстановки заметно, что позиции обеих радикальных группировок пусть и пошатнулись, но все еще стабильны.
Так, например, несмотря на продолжающееся дистанцирование функционеров движения «Талибан»* от Аль-Каиды**, группировка продолжает чувствовать себя на территории Афганистана достаточно вольготно, пользуясь обширными связями на местах. Так, по данным Совета Безопасности ООН, «Аль-Каида»** в последние годы значительно расширила инфраструктуру: МТО имеет тренировочные лагеря в десяти провинциях из тридцати четырех. В провинциях Лагман, Кунар, Нангархар, Нуристан и Парван под управлением группировки находятся несколько религиозных школ; в Панджшере – склады вооружения.
Аналогично обстоят дела и с ИГИЛ**. Лояльные группировке силы на территории Афганистана, по данным Совбеза ООН, насчитывают от 6 до 9 тыс. сторонников. Их оплотами являются граничащие с Пакистаном провинции Нангархар и Кунар, но ячейки радикалов есть и в других провинциях страны. Боевики данной группировки действуют куда активнее по сравнению с конкурентами из Аль-Каиды** и почти достигли монополии на насилие, устроив на территории страны не менее 20 крупных террористических актов с начала 2024 г. Разумеется, по мере совершенствования талибами методов контртеррористической работы число регистрируемых в Афганистане терактов от года к году постепенно снижается – с 314 в 2021 г. до 69 в 2023 г. – однако полноценно купировать угрозу пока по-прежнему не удается.
Дополнительную сложность задаче по разгрому джихадистского подполья в Афганистане придает тесная интегрированность потенциальных лоялистов в ряды Движения. Так, в июне 2024 г. стало известно о волне арестов высокопоставленных талибов (включая «военных губернаторов» некоторых провинций), обвиненных в связях с радикалами (хотя представители Движения предпочитают не озвучивать это в официальных обвинениях, выводя на передний план коррупционную составляющую). Кадровые чистки коснулись МВД, спецподразделений Минобороны и специальных служб, а также ряда других ведомств. Сообщается, что арестованные чиновники «Талибана»* снабжали боевиков информацией о готовящихся операциях, а также помогали вести вербовку сторонников.
Здесь следует отметить, что эти аресты стали своего рода «эхом» необдуманных решений первых месяцев нового талибского правительства, когда в результате масштабной амнистии из тюрем было выпущено значительное количество джихадистов, которые впоследствии вновь влились в ряды радикальных группировок. Кроме того, высшим функционерам «Талибана»* по-прежнему не дает покоя «прецедент Гафари» [2], что указывает на возможное повторение массовых арестов.
Еще одним вызовом является вопрос выстраивания талибами диалога с альтернативными центрами силы в Афганистане. Помимо угрожающей безопасности Пакистана «Техрик-е Талибан Пакистан»**, с которой афганским талибам так и не удалось договориться о прекращении провокаций в приграничье, крайне сложно строится их взаимодействие с «Фронтом национального сопротивления» – осколком режима Гани.
Талибы не только не идут на сближение с «Фронтом», но и периодически обвиняют его в связях с джихадистами – якобы антиталибские силы видят в радикалах ситуативных союзников, которые должны помочь им в реставрации демократии. Фактически, в глазах «Талибана»* «Фронт национального сопротивления» мало чем отличается от ИГИЛ** и Аль-Каиды**.
Подобному мифотворчеству активно помогают и сами джихадисты – на пропагандистских ресурсах группировок неоднократно появлялись воззвания к антиталибским силам (например, «Специальное послание мусульманам Панджшера») с предложением объединить усилия для борьбы с афганским правительством. Однако подобная деятельность направлена скорее на углубление раскола между потенциальными противниками радикалов, нежели на реальное формирование альянсов.
Кто на КТО?
Контртеррористическая работа талибов не остается незамеченной. Однако талибам еще предстоит проделать значительную работу по ликвидации террористической угрозы на территории Афганистана. Этот процесс в силу особенностей внутриполитической обстановки займет достаточно продолжительное время и будет сопряжен с рисками не только для действующего афганского правительства, но и для сопредельных стран.
В силу сложности обстановки внутри самого Афганистана (а также склонности талибов медийно преуменьшать реальную активность радикальных элементов) мировому сообществу важно держать руку на пульсе и по возможности оказывать поддержку подобным операциям – например, через передачу афганским силовикам агентурных данных о выявленных ячейках джихадистов (как, например, поступает Пакистан).
При этом возможное присоединение Афганистана к Региональной антитеррористической структуре (РАТС) ШОС в обозримом будущем видится маловероятным, поскольку может негативно повлиять на страны Центральной Азии, находящиеся в контрах с талибским правительством. Куда более логичным и своевременным видится развертывание взаимодействия в формате малой рабочей группы.
ПРИМЕЧАНИЯ
[
1] Несмотря на то, что ИГИЛ** («Исламское государство Ирака и Леванта»**) фактически прекратило свое существование с разгромом крупнейших анклавов боевиков в Сирии и Ираке, аббревиатура ИГИЛ** продолжает использоваться для обозначения данной группировки в качестве одной из основных. В данном тексте аббревиатура равнозначна прочим – ИГ**, ДАИШ**, ДАЕШ**, ИГИ**, ИГИЛ-К** и пр.
[
2] Речь о предполагаемом лидере действующих на территории Афганистана боевиков ИГИЛ** Санаулле Гафари. Гафари, будучи высокопоставленным полевым командиром ИГИЛ**, в течение долгого времени успешно прикидывался сторонником «Талибана»*, и даже какое-то время вращался в кругах приближенных Хибатуллы Ахундзада (в дальнейшем – Верховный лидер Исламского Эмирата Афганистан).
* Организация находится под санкциями ООН за террористическую деятельность
** Террористическая организация, запрещена в РФ
Ключевые слова: Терроризм; Глобальная безопасность
RUF
F4/SOR – 24/07/31
