Эксклюзивное интервью
15 августа 2025 года в городе Анкоридж (Аляска, США) состоится одно из самых значимых событий как для международной безопасности, так и для трансформации системы международных отношений в целом – саммит Россия–США, также известный как встреча на высшем уровне между президентами России и США.
ПИР-Центр поговорил с Игорем Истоминым, заведующим кафедрой прикладного анализа международных проблем МГИМО МИД России, членом Экспертного совета ПИР-Центра, о влиянии предстоящего события на мировую политику. В ходе интервью обсуждались вопросы стремлений ряда глав европейских государств дестабилизировать обстановку перед переговорами, будущее диалога между Москвой и Вашингтоном, а также позиции американской и российской администраций по украинскому кризису.
Интервью провел редактор Блока «Информация и цифровые коммуникации» ПИР-Центра Артем Аствацатуров.
Артем Аствацатуров: 15 августа 2025 года в городе Анкоридж (Аляска, США) состоится одно из самых значимых событий как для международной безопасности, так и для трансформации системы международных отношений в целом – саммит Россия–США, также известный как встреча на высшем уровне между президентами России и США. Несмотря на это, в условиях подготовки к саммиту существует явно неоднозначная реакция европейских и американских новостных агентств на это событие. На ваш взгляд, удастся ли ряду региональных игроков из числа стран Евросоюза совместно с президентом Украины Владимиром Зеленским выступить в качестве спойлера на фоне встречи между лидерами России и США?
Игорь Истомин: Стремление скорректировать повестку переговоров и повлиять на администрацию Соединенных Штатов – стандартная позиция ряда европейских государств, которую мы наблюдаем с весны этого года. Они пытаются вернуть все, как было при администрации Джозефа Байдена, а также вернуть западный консенсус в отношении противостояния с Россией и попыток изолирования России.
После того, как стало очевидно, что контакты и взаимодействия между Россией и США на разных уровнях сорвать не удается, они пытаются сделать так, чтобы в ходе этих контактов позиция США наибольшей степени соответствовала прежнему западному консенсусу.
В чем это заключается? Ключевой тезис, который в 2025 году отстаивается, что любым переговорам по фундаментальным содержательным вопросам должно предшествовать прекращение огня. То есть приостановка боевых действий без каких-либо гарантий того, что Киев не возобновит их впоследствии, или без гарантии того, что поставки западных вооружений прекратятся. Такое перемирие позволит снизить давление российской армии на линии боевого соприкосновение, даст ВСУ и Западу передышку, для того чтобы перегруппироваться.
Это сценарий, который для России принципиально неприемлем. Мы уже неоднократно проходили попытки как-то приостановить конфликт и в 2014 году в связи с первым Минским соглашением, и в 2015 году, когда подписывался Минск-2, и в 2022 году в ходе стамбульских переговоров. Каждый раз такая приостановка предшествовала ещё большей эскалации противостояния. В этой связи российское руководство неоднократно повторяло, что необходимо устранение первопричин конфликта.
Надо признать, что европейская, если хотите, западная позиция, концентрируется только на текущем прекращении огня отчасти резонирует с тем, что сам Дональд Трамп ранее уже заявлял ранее, и с тем, как он пытался решать другие конфликты, с которыми он сталкивался в последние месяцы. Мы видим, что для него устранение принципиальных разногласий не является приоритетом. Он пытается достигнуть какого-то медийного резонанса и продать это как свою победу.
Вот ряд европейских лидеров и говорит президенту США: «Товарищ Трамп, ты же изначально говорил, что хочешь прекращение огня. Вот, давай, на саммите с Путиным потребуй немедленного прекращения огня. А все остальные вопросы там нужно отложить до того, как будет следующая встреча с участием в том числе нас или по крайней мере Зеленского».
Артем Аствацатуров: Мы видим, что были значительные разногласия в том понимании первопричин конфликта и возможного механизма его урегулирования в рамках позиции американской администрации и администрации президента России Владимира Путина. Однако, по словам президента США Дональда Трампа, после визита Стивена Уиткоффа в Москву, понимание как первопричин конфликта, так и российской позиции приблизились до того инструментария, с которым можно работать. Считаете ли вы, что заявление Дональда Трампа – лишь игра слов или мы действительно можем рассчитывать на более детальное понимание причин конфликта со стороны Вашингтона?
Игорь Истомин: Администрация Дональда Трампа ранее уже признавала, что стремление втянуть Украину в НАТО, в том числе действия предшествующей администрации Байдена, стало первопричиной для текущего конфликта. В этом отношении часть утверждений, которые делали представители нынешней администрации по Украине, согласуются с российской позицией. Другое дело, что мне кажется, для Дональда Трампа и для Вашингтона в целом, вопрос первопричин не столь актуален. Они все время говорят о том, что необходимо исходить из каких-то существующих реалий и целесообразности двигаться дальше.
Как двигаться дальше?
В этом сложность диалога между Москвой и Вашингтоном, потому что для России эти фундаментальные разногласия нельзя снять с повестки, так как без этого не получится установить устойчивый мир, и конфликт, в том числе вооружённый может снова разгореться. В том числе сильнее, чем раньше.
При этом российская сторона предлагает Вашингтону, что можно было бы поговорить и еще о чем-то, и кроме Украины. Об экономическом сотрудничестве, об арктических сюжетах, о наборе других региональных проблем. Но здесь уже встают препятствия с американской стороны, потому что США все равно приоритезирует украинский сюжет. Говорят, что пока мы не разберемся по нему, о других вопросах говорить будет сложно. Вот здесь тоже расхождение в повестках присутствует. И, собственно, вокруг этих двух противоречий: соотношения украинского сюжета и более широкой повестки двусторонних отношений, с одной стороны, и соотношения прекращения огня с политическим урегулированием, вероятно, будет строиться дипломатическая борьба.
Как будут разрешены эти две развилки – заранее сказать сложно, но можно с уверенностью сказать, что способность сторон выработать общую линию по ним будет определять исход переговоров и их международно-политическое значение.
Артем Аствацатуров: Ряд продемократических СМИ США демонизировали Дональда Трампа, упрекая его в постепенном демонтаже пока ещё формально сохраняющейся системы контроля над вооружениями, в том числе в рамках существования де-юре одного из последних основополагающих договоров между США и Россией в области стратегической стабильности, таких как СНВ-3. Данный договор был продлен в период нахождения у власти в США Джозефа Байдена до 2026 года и его будущее весьма туманно на данный момент. Ряд экспертов надеются, что исход переговоров сможет заложить дальнейшую основу для формирования нового подхода в области контроля над вооружениями. Можно ли сказать, что данная позиция является реалистичной или пока утопично говорить о том, что данные переговоры послужат фундаментом для дальнейших разговоров по стратегической стабильности?
Игорь Истомин: Я бы подошёл к этому вопросу с учётом исторического контекста. И сам Дональд Трамп, и Республиканская партия даже до него ранее достаточно скептически подходили к контролю над вооружениями. Более того, во время первого президентского срока Дональд Трамп говорил о том, что необходимо переходить к трехсторонним договоренностям по стратегической стабильности, по контролю над вооружением с участием Пекина. Что, конечно, сложно, в том числе с учетом китайской позиции, на которой я сейчас не буду останавливаться.
Одновременно, действие СНВ–3 было приостановлено по инициативе российской стороны. При этом Москва указывала на то, что сегодня мы не можем компартментализировать как в годы Холодной войны и отделять проблемы стратегической стабильности от общего контекста противостояния России и Запада. В условиях, когда Киев при поддержке Вашингтона наносит удары по объектам, относящимся к стратегической инфраструктуре, допускать инспекции американских представителей на российские объекты, не то, что нецелесообразно, –абсурдно.
В этой связи во всех предшествующих раундах диалога с администрацией Трампа в 2025 году очень показательно, что ни одна из сторон вопросы контроля над вооружениями и стратегической стабильности не поднимала.
Вместе с тем обе стороны – и российская сторона, и команда Дональда Трампа, умеют удивлять наблюдателей, умеют действовать нестандартно, оригинально, совершать неожиданные ходы. И возвращение в повестку проблематики контроля над вооружениями могло бы стать таким неожиданным ходом.
В конечном счёте, прежде, чем спекулировать относительно того какими могут быть следующие шаги после саммита в Аляске следует подождать, будет ли какой-то результат этих переговоров, в какой степени он будет устойчивым, даже если о чем-то можно будет договориться с американской стороной. В частности, сможет ли и захочет ли американская сторона добиться выполнения любых возможных договоренностей Киевом и европейскими союзниками? На этот счёт сохраняются очень большие вопросы.
Собственно, оценка договороспособности американской стороны и может стать основным итогом предстоящего саммита для Москвы.
Ключевые слова: Стратегическая стабильность; Россия–США; Контроль над вооружениями
AC, RUF
E16/AST – 25/08/14
