Предлагаем ознакомиться с комментарием Армена Оганесяна, главного редактора журнала «Международная жизнь».
Ядерные доктрины – не догма, а руководство к действию. С течением времени они претерпевали изменения, смещались акценты, корректировались положения. Как заметил на недавнем Петербургском экономическом форуме Президент В.В. Путин, ядерная доктрина – это «живой инструмент». Сегодня Россия лицом к лицу столкнулась с самой серьезной угрозой своей безопасности со времен Великой Отечественной войны. Положение обязывает.
«Те вызовы, которые множатся в результате неприемлемых эскалационных действий США и их союзников по НАТО, вне всякого сомнения, ставят перед нами во весь рост вопрос о том, как базовые документы в сфере ядерного сдерживания могут быть приведены в большее соответствие с текущими потребностями»[1], – заявил заместитель главы МИД РФ Сергей Рябков на «полях» совещания министров иностранных дел БРИКС.
Ранее Президент России В.В. Путин сказал, что Москва «не бряцает» ядерным оружием и никогда не начинала риторику ядерной эскалации. Вместе с тем при необходимости власти могут изменить ядерную доктрину страны[2].
Автор публикуемой ниже статьи С.А. Караганов уже некоторое время в хорошем смысле «будирует» общество и экспертное сообщество обсуждением ядерной темы и ожидаемо поднял этот вопрос на дискуссионной панели президента в Петербурге. Зная С.А. Караганова много лет, с глубоким уважением отношусь к его яркому таланту аналитика и организатора, одного из тех, кто способен вести разговор и полемику без дежурных комментариев, концептуально, на доктринальном уровне. Таких у нас, на мой взгляд, не так много, особенно в сфере внешней политики.
Сама по себе тема применения ядерного оружия настолько сложна, многогранна и рискованна в своих выводах, что, конечно, нуждается во всестороннем анализе и дискуссии. К этому призывает и сам автор. Со своей стороны хочу поделиться мыслями, которые невольно пришли в голову после прочтения предлагаемой вашему вниманию статьи и отражают исключительно мое личное мнение.
Для начала хотел бы проиллюстрировать злободневность поднятой темы, кото рая с неожиданной стороны заиграла «ядерными красками» на недавних слушаниях в Сенате Конгресса США.
«Генерал Браун, поддержали бы вы сброс атомных бомб на Хиросиму или Нагасаки во Второй мировой войне? Считаете ли вы правильным решение Америки сбросить две атомные бомбы на японские города?» – спросил один из сенаторов. «Это остановило войну», – заявил глава Комитета начальников штабов Вооруженных сил США генерал Чарльз Браун. «А вы, генерал Остин, если бы тогда вы были [министром обороны], вы бы высказались за их сброс?» – обратился сенатор к шефу Пентагона Ллойду Остину. «Я бы согласился с председателем [Брауном]»[3], – заявил Остин.
Атомное оружие имеет единственный в истории прецедент боевого применения – это бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. «Атомная бомба представлялась Трумэну решением всех вопросов: Япония должна была безоговорочно капитулировать, жизни американских солдат были спасены, а Советский Союз не успевал вмешаться в войну. Радость Трумэна, когда ему сообщили о бомбардировке Хиросимы, была вызвана не извращенным удовольствием от убийства японцев, а тем, что все происходило в соответствии с его планом»[4]. Однако очень скоро все пошло не по плану.
Вечером того же дня (6 августа 1945 г.) Генеральный штаб и премьер-министр Японии получили телеграммы с отчетом об ужасающих разрушениях и жертвах приме нения сверхоружия «нового типа». В тот же день министр обороны Анами обсудил с японскими физиками-ядерщиками последствия использования урановых бомб, и они не были секретом для Токио. В то же время большинство членов японского правительства знали, что отказ от капитуляции очень скоро приведет к повторным бомбардировкам, и военные докладывали, что Пентагон якобы располагает не менее чем 100 таких бомб (чего на самом деле не было).
При этом, однако, на состоявшемся на следующий день после бомбардировки совещании ни один из членов Кабинета министров Японии, включая представителей весьма активной «партии мира» во главе с министром иностранных дел Того, не по считал необходимым хоть как-то скорректировать внешнеполитический курс страны. Все внимание было приковано к переговорам о посредничестве Советского Союза. Вопрос о возможной капитуляции даже не обсуждался.
Но это было далеко не последним разочарованием Президента Трумэна. Уже 8 августа, через день после бомбардировки Хиросимы, советское правительство отклоняет просьбу Японии о посредничестве и заявляет о том, что с 9 августа «Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией»[5]. Газета «Нью-Йорк таймс» писала: «В военных и правительственных кругах все уверены, что разрушительное действие атомной бомбы, продемонстрированное на примере Хиросимы, ускорило вступление в войну России». «Объявление Россией войны в этот самый момент – говорилось далее в статье – стало сюрпризом для Президента Трумэна и его правительства»[6]. Трумэн был крайне разочарован.
С этого дня стремительное продвижение Красной армии в Северном Китае и Маньчжурии стало главной темой, определяющей решения Токио о судьбе войны на всех совещаниях в Министерстве иностранных дел, Министерстве обороны и Генштабе, а также в Высшем военном совете и на совещаниях у императора, где принимались «священные решения».
Заместитель начальника Генштаба Кавабэ записал в своем дневнике 7 августа: «Получив несколько отчетов о воздушной атаке на Хиросиму с применением нового оружия… я испытал сильное потрясение. Мы должны проявить упорство и продолжать сражаться». И опять же ни слова о возможной капитуляции. Вот что пишет по этому поводу японский историк Цуёси Хасэгава[7], скрупулезно изучивший архивы Японии, США и СССР того времени: «Сравнив этот отрывок с его записью от 9 августа о том, что «русские взялись за оружие», мы видим, что новость о нападении СССР потрясла Кавабэ сильнее, чем известие об атомной бомбе»[8].
Премьер-министр Судзуки сразу заключил: «В нашем теперешнем положении, если мы будем противостоять советскому нападению, мы не сможем продержаться и двух месяцев». Он понял, что наступил последний шанс для того, чтобы завершить войну»[9].
В эти дни император Хирохито заявил своему окружению: «Советский Союз объявил нам войну, и с этого дня мы являемся врагами… Вследствие этого нам необходимо принять решение об окончании войны»[10].
Сегодня кажется удивительным тот факт, что после шока первой ядерной бомбардировки Управление военных дел Японии (8 августа) рекомендует японскому правительству в случае вступления СССР в войну «предпринять все усилия, чтобы как можно скорее прекратить войну с Советским Союзом и продолжить боевые действия против США, Англии и Китая, сохраняя нейтралитет с русскими»[11].
Почему я так подробно остановился на этой истории? Во-первых, потому, что, слава Богу, это единственная история реального применения ядерного оружия в условиях военного времени. Во-вторых, она предлагает нам не только оценить масштабы раз рушения (хотя мощность зарядов существенно увеличилась за последние годы, в том числе в отношении тактического ядерного оружия), но и возможные военно-политические последствия ядерного удара. Важно даже то, что их было не один, а два.
В предложенной статье С.А. Караганова постулируется, что «ядерное оружие можно применить и достаточно легко выиграть войну. Но будет расчищена дорога к его дальнейшему применению, спадет ядерное табу». Если второе утверждение автора, видимо, неоспоримо, то первое вызывает сомнения. Применение США ядерных бомб не склонило Японию к капитуляции, а привело военную элиту и армию в состояние боль шей решимости сражаться, усилив тем самым «партию войны». Больше того, «партия мира» даже не сочла необходимым использовать этот аргумент в политической борьбе со своими оппонентами и не прибегла к нему как решающему, чтобы убедить императора в необходимости прекратить войну. А ведь мы говорим о стране, которая не располагала ядерным оружием и в этом отношении была безответна.
Давая оценку труду Цуёси Хасэгава, проследившему день за днем обстоятельства и реакцию политической элиты на бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, Герберт П. Бикс, американский исследователь истории Японии, лауреат Пулитцеровской премии, считает, что мало кто смог так тщательно, как Хасэгава, задокументировать хитрые уловки и макиавеллизм японских, российских и – особенно – американских лидеров на последнем этапе войны. Хасэгава показал, что атомные бомбы не сыграли столь решаю- щей роли в безоговорочной капитуляции Японии.
Всякое сравнение хромает, как и любая историческая модель, и все же определенные закономерности слишком очевидны. Применение ядерного оружия любого уровня – не гарантия победы, тем более «легкой», а его сдерживающий или отрезвляющий эффект, особенно в отношении «зарвавшихся и потерявших разум элит», и подавно вызывает сомнение.
Мы видим сегодня, что даже неядерный конфликт, ограниченный, казалось бы, сугубо региональными рамками, стремительно глобализируется. Иными словами, зная физические свойства ядерного оружия, основанного на цепной реакции, мы не можем достоверно спрогнозировать цепную реакцию его применения при любом виде заряда и на любом уровне эскалации – театр военных действий, регион, континент, планета.
Впрочем, это признает и С.А. Караганов: «Естественно, описывая по большей части позитивные функции сдерживания-устрашения, нельзя забывать о чудовищных, до конца неизведанных последствиях применения ядерного оружия, без достоверной угрозы которого сдерживание-устрашение не работает. Нанесение ядерных ударов, развязывание ядерной войны не только опасно своей непредсказуемостью, но и, повторюсь, может нанести нам огромный моральный ущерб. Применение обычных вооружений может быть гораздо более смертоносным. (В Токио, Дрездене погибло в разы больше людей, чем в Хиросиме и Нагасаки.) Но у ядерного оружия есть особый моральный смысл, его окружает апокалиптический ужас. Именно поэтому я называю его «оружием Бога».
Видимо, здесь «достоверность угрозы» – ключевое для автора, который понимает, что «эта достоверность» зависит гораздо больше от политической воли, чем от положений той или иной статьи доктрины. Однако для проявления такой воли нужна ее легитимизация на доктринальном уровне, иными словами, желательно «раскрепощение» этой воли в условиях растущих вызовов и угроз. С этим трудно не согласиться в принципе, другое дело, как будут определены рамки применения ядерного оружия, особенно в отношении нанесения упреждающего удара. Сейчас они размыты.
С.А. Караганов неслучайно упомянул о бомбардировках Токио и Дрездена. Между прочим, часть исследователей полагают, что психологический эффект ядерной атаки на японские города был существенно снижен тем обстоятельством, что японцы уже испытали на себе страшные последствия воздушного налета в марте 1945 года, когда смертоносный груз на Токио обрушили не менее 330 бомбардировщиков США. Это была самая разрушительная и смертоносная неядерная бомбардировка в истории человечества. 41 км2 центра Токио был разрушен, от «огненного шторма» сгорела четверть города, в результате около 100 тыс. мирных жителей погибли и более миллиона остались без крова. Для сравнения, атомная бомбардировка Хиросимы 6 августа 1945 го- да привела к гибели, по разным оценкам, от 70 до 100 тыс. человек (без учета последующих потерь от радиации). Ряд военных экспертов (например, А.Г. Артамонов) полагают, что России на нынешнем этапе нет необходимости использовать ядерное оружие – у нее на вооружении достаточно неядерных средств поражения, сопоставимых с мощью атомного оружия.
В пользу этого аргумента говорит и то, что ядерное оружие по определению не может быть точечным, каким бы малым ни был его заряд. Но так ли она важна эта самая точечность, если мы рассуждаем в пределах общей концепции сдерживания-устрашения? Могу ошибаться, но судя по тому, что эта тема обойдена молчанием, ей не уделяется особого внимания в отстаиваемой концепции. Вопрос слишком серьезен, чтобы свести дело к частушечному припеву: «Испугались верблюды, разбежались кто куды!» Как раз вопрос о целеполагании упреждающего удара и является главным, определяющим. Для этого надо постараться ответить на вопрос: кого мы, собственно, хотим сдержать, устрашить, предостеречь?
С.А. Караганов дает точный, диагностический анализ деградирующих европейских элит, которые к тому же «потеряли всякий страх». Формула проста: вернется страх – очнется разум. Но не зашла ли эта деградация настолько глубоко, что мы имеем дело с инвалидным сознанием, которому несвойственны рациональные и ответственные решения, по крайней мере так, как мы их понимаем? Пример Макрона не лучшая ли тому иллюстрация? И, наконец, еще один вопрос: а можно ли себе представить, что макроны, шольцы, фон дер ляйены и байдены принимают сегодня судьбоносные решения о войне и мире? Верится с трудом.
Президент В.В. Путин уже упоминал об ответственности глобальных элит, которые подчинили себе элиты национальные и управляют ими в соответствии со своими планами и интересами. Значит, главная задача – разрушить эти планы, в противном случае цель не будет достигнута. Но это, как говорится, уже совсем другая история. Здесь, упрощая для ясности, налицо асимметрия: наш противник знает, где наш политический штаб принятия решений, у нас такого четкого представления нет, если мы толь ко не об условном бункере где-то на условных Каймановых островах. Конечно, чтобы разрушить планы, не обязательно «бить в морду». Вот только приведет ли к подобному результату ядерный удар по зашедшейся в русофобии Европе.
Немаловажно, на мой взгляд, иметь в виду, что сегодня по многочисленным признакам глобальные, наднациональные элиты перешли от тактики управляемого хаоса на региональном уровне к стратегии глобального хаоса. Какие цели преследует такая стратегия – тема отдельного большого разговора. И все же уместно задать вопрос: не сыграет ли применение ядерного оружия на руку его инициаторам?
Предвижу возражение: может быть, перепугаются не только элиты, но и простые европейцы и предъявят счет своим правящим элитам, а то и вовсе сметут их. Боюсь, и здесь мы оказываемся в серой зоне непредсказуемости, отчасти пребывая в плену бытовавших некогда представлений о роли народных масс. Да и последний пример с Украиной, где нас «вдруг» не встретили с цветами и объятиями, не учит ли нас быть осторожными, а ведь речь идет о единокровном, единоверном, исторически едином народе.
Технологии манипулирования общественным сознанием и поведением сегодня как никогда отвечают замыслам либеральной идеологии управлять на антропологическом (психосоматическом) уровне, как это блестяще показал в своих трудах со временный французский философ А. Бенуа. Впрочем, и сам автор публикуемой ниже статьи, в том числе в публичных выступлениях, со свойственным ему талантом и красноречием рисует трагическую картину нравственного состояния западного общества. Предсказать, как поведут себя обитатели большой палаты №6 в случае взрыва в ней разрушительной бомбы, весьма неблагодарное дело. Мы живем во времена все более набирающей силу и уже накопившейся энергии ненормальности общества (недаром С.А. Караганов так часто отсылает нас к образам Содома и Гоморры). Но это значит, что прогнозировать его поведение с точки зрения нормальности вряд ли продуктивно. Ну а наказывать за грехи – дело Божие, а не человеческое, потому и сказано: «Сердце царя – в руке Господа» (Притч. 21:1).
Комментарий был впервые опубликован в журнале «Международная жизнь» (Июнь 2024). Журнал «Международная Жизнь» является корпоративным членом Экспертного совета ПИР-Центра с 2010 г.
Ключевые слова: Ядерное оружие
RUF
F4/SOR – 24/08/06