Эксклюзивное интервью
17 февраля 2025 года в Эр-Рияде впервые за долгое время состоялись переговоры глав внешнеполитических ведомств РФ и США по вопросу завершения конфликта на Украине. В связи с возобновлением дипломатических связей и истечением срока СНВ-III в 2026 г. возникает давно назревший вопрос о перспективах возобновления биполярного формата контроля над стратегическими ядерными вооружениями.
Своими комментариями по ситуации поделились Дмитрий Витальевич Тренин, научный руководитель Института мировой военной экономики и стратегии НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН, член Совета ПИР-Центра, и Дмитрий Викторович Стефанович, научный сотрудник Центра международной безопасности ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН, сооснователь проекта «Ватфор», член Экспертного совета ПИР-Центра.
В ходе интервью обсуждались вопросы будущего СНВ-III и архитектуры контроля над вооружениями, а также влияние современных технологий на международную безопасность.
Интервью провёл стажёр ПИР-Центра Артём Говалло.
Артём Говалло: С учётом приостановки действия договора СНВ-III и его истечения в 2026 году, какие конкретные шаги, на ваш взгляд, обе стороны могли бы предпринять в ближайшем будущем, чтобы избежать полного краха системы контроля над вооружениями? Имея в виду не возобновление диалога «ради диалога», а меры, которые позволят сохранить прозрачность, даже в условиях конфронтации.
Дмитрий Тренин: Контроль над вооружениями — это инструмент поддержания стратегических взаимоотношений в мирное время. Россия находится в состоянии силового противоборства с Западом с 2022 г. Это опосредованная война, а в таких условиях контроль над вооружениями не функционирует.
Сейчас с американской стороны были сделаны некоторые шаги, которые, по определению президента России Владимира Путина, вселяют некоторую надежду. В то же время ситуация очень неустойчивая и может развернуться в любом направлении. Тем более что со стороны Европы, включая ядерные державы Великобританию и Францию, враждебность, напротив, заметно возросла.
Я пока не вижу возможностей для возвращения к режиму контроля или даже прозрачности. Не надо забывать, что удары по российским стратегическим объектам (базам дальней авиации, радиолокационным станциям системы предупреждения о ракетном нападении) наносились противником с помощью стран Запада. Чтобы избежать случайного начала ядерной войны, существуют работающие каналы связи.
В будущем возврата к модели контроля над вооружениями я также не предвижу, учитывая фактор роста потенциала КНР и активизацию европейцев, технический прогресс и появление неядерных стратегических вооружений, а также новых измерений противоборства, например, в киберсфере и космосе.
Дмитрий Стефанович: В условиях сохраняющейся конфронтации и отсутствия реалистичных перспектив немедленного заключения нового юридически обязывающего договора целесообразно сохранять режим обмена уведомлениями о пусках «больших» ракет и воздерживаться от создания помех национальным техническим средствам друг друга. Также следует продолжать одностороннее публичное информирование о планах и приоритетах в развитии стратегических сил, планируемых и проводимых учениях.
В случае улучшения общей атмосферы возможны совместные или параллельные заявления о приверженности «потолкам» ДСНВ 2010 г., даже после его формального завершения в феврале 2026 г.
Артём Говалло: США и РФ активно развивают гиперзвуковое оружие и системы ПРО, а также внедряют технологии ИИ. Как эти технологии меняют баланс стратегической стабильности, и возможно ли в принципе договориться об ограничении таких вооружений, если обе стороны считают их ключевыми для сдерживания? Например, видите ли вы потенциал для аналога договора СНВ, но с фокусом на гиперзвуковые системы?
Дмитрий Тренин: Российско-американский диалог по стратегической стабильности в принципе возможен в будущем. Возможны теоретически и какие-то договорённости, повышающие предсказуемость в области стратегических вооружений, но надо учитывать, что в многополярном ядерном мире, особенно с учётом фактора Китая, достигнуть соглашений об ограничении вооружений будет очень трудно, если вообще возможно.
Дмитрий Стефанович: Думаю, что выделять виды средств доставки ядерного, да и неядерного оружия в качестве отдельного переговорного трека не очень целесообразно. В то же время особое внимание к тем же гиперзвуковым системам может не позволить отработать какие-то новые механизмы контроля и ограничений, например, на регионы развертывания.
Что касается ПРО, то учёт стратегических оборонительных систем в том или ином виде необходим, но, опять же, он неразрывно связан с областью стратегических наступательных вооружений. Искусственный интеллект, в свою очередь, вообще очень сложная тема для режимов контроля, в том числе в связи с размытостью самого объекта контроля, а также крайней чувствительностью областей, в которых применяются соответствующие технологии.
Артём Говалло: Политологи часто говорят о «кибер-Перл-Харборе» как триггере эскалации между ядерными державами. При этом в 2023 году РФ и США неофициально координировали действия по предотвращению ядерных рисков в конфликте вокруг Украины. Какие институциональные механизмы (например, отдельные каналы связи по кибербезопасности или антитеррору) вы считаете жизненно важными для создания «буферов», даже при нулевом доверии?
Дмитрий Тренин: Надо иметь в виду, что войны начинают не пушки и что убивают людей не вооружения, а другие люди. Оружие — это всего лишь орудие в руках военных. Всё, чего могут достичь договорённости, — это избежать случайного применения оружия. В этой связи необходимы только каналы связи и меры по избежанию непреднамеренных столкновений и т. п.
Дмитрий Стефанович: Кроме особых доверительных и закрытых каналов связи в голову особо ничего не приходит, а они, вроде бы, всё ещё существуют.
Артём Говалло: После провала «перезагрузки» 2010-х и краха сотрудничества по Сирии многие эксперты называют нынешний кризис структурным, а не временным. Если представить, что к 2030 году СНВ-III окончательно умрёт, а новые договоры будут блокироваться, какие альтернативные форматы вы видите для предотвращения гонки вооружений?
Дмитрий Тренин: Вся мировая система находится в кризисе. Этот кризис — эквивалент мировой войны — займёт длительное время. Контроль над вооружениями почти ушёл в историю. Гонка вооружений уже началась и будет набирать обороты. Новые долговременные договорённости между державами могут быть достигнуты после окончания мирового кризиса и установления нового миропорядка.
Дмитрий Стефанович: Это очень глубокий и сложный вопрос. По-хорошему, необходимо выстраивать новые взаимодополняющие режимы контроля над вооружениями и снижения рисков с постепенным расширением числа участников. Посредническая роль здесь тоже может быть полезной, но при этом наиболее важным фактором была и остаётся политическая воля, готовность к формированию новой архитектуры неделимой безопасности.
Ключевые слова: Глобальная безопасность; Контроль над вооружениями; Россия-США
AC
F4/SOR – 25/03/16