Главное следствие любого конфликта — новоявленный мир и его структура. Памятуя классическое «война есть продолжение политики иными средствами», важно понимать, что для противоборствующих сторон цель любого сражения лежит не столько в победе, сколько в продвижении обстановки к условиям, при которых та или иная сторона сможет реализовать наиболее выгодный для себя сценарий постконфликтного мира. Поэтому попробуем сделать акцент на сущностном и посмотреть, что с точки зрения обновлённого миропорядка нас ждёт за горизонтом.
Правда, в таком случае вполне справедливым окажется вопрос — не рано ли строить подобные визуализации? Ведь сохраняется активная динамика боевых действий на Украине, определяющаяся продолжением «контрнаступа» и тактическими продвижениями ВС РФ, как это недавно наблюдалось под Купянском. Вдобавок нельзя не сказать, что последние дни были отмечены реляциями о том, как «украинские войска пробили основную линию обороны России на юго-востоке» (что грешит против истины, так как основных линий обороны, которые необходимо пробить, там целых три, в чём можно убедитьcя, взглянув на широко растиражированную в своё время карту The New York Times, вдобавок пока неясно, насколько ВСУ удалось нарушить первую линию обороны, поэтому давайте будем отличать действительные успехи и то, что западные медиа пытаются раздуть до оных на фоне не особо результативного 3-месячного украинского наступления). Как следствие, над всяким подобным анализом довлеет фактор непредсказуемости. В связи с этим здесь не будет рассуждений о том, с какими конкретно достижениями и потерями по итогу спецоперации останется каждая из сторон. Однако набросать уже прослеживаемые общие очертания постСВОшного мира необходимо, чтобы понимать, что нас всё-таки ждёт в не столь отдалённом будущем.
Всё дальше от Ялты
Миропорядок — это в первую очередь структура, поэтому и разобраться в нём поможет структурный реализм. Согласно последнему, структура международной системы представляет набор условий, детерминирующих действия государств. Таких наборов за последние без малого четыреста лет насчитывается несколько, а конкретно нынешнее поколение живёт при том, что прозвали Ялтинско-Потсдамской системой международных отношений, сформировавшейся по итогам Второй мировой войны. Эксклюзивными предложениями данного миропорядка стали регулирующая мирополитические процессы роль ООН и, конечно же, абсолютно уникальный для всей истории инструмент сдерживания — ядерное оружие. Также львиную долю времени родимым пятном этой системы считалась биполярная конфигурация сил между СССР и США, но со временем прояснилось, что утрата Россией своей полюсности в 1991 г. кардинально не изменила ситуацию (кстати, хорошо известно, что биполярность по-настоящему установилась лишь в 1956 г., когда при разрешении Суэцкого кризиса советы и американцы ad hoc выступили единым фронтом против британцев и французов, продемонстрировав им, что они уже не решают подобные вопросы. Это, пожалуй, служит лишним подтверждением тому, что двухполюсность не является императивом для Ялтинско-Потсдамской системы).
Это та реальность, в которой мы живём. Но как на неё может повлиять СВО? Как известно, один миропорядок сменялся другим только после крупных войн, как Тридцатилетняя, Наполеоновские, Первая и Вторая мировые. Поэтому принципиально спецоперация ничего в этом плане не видоизменит, кроме того, что ей под силу заточить некоторые тенденции, которые в свою очередь окончательно финишируют знакомый нам мир.
Так какие тенденции усугубляются?
Тенденция №1. Большие «спецоперации» возвращаются
Нельзя сказать, что за последнее время никто ни с кем не вёл вооружённых конфликтов. Давно набившие оскомину примеры Югославии, Афганистана, Ирака, Ливии показали — история не кончилась, а продолжается в старом воинственном и кровопролитном ключе. Но тут крайне важно осознать, схватки такого рода были скоротечны или происходили на периферии, а основное ристалище крупнейших битв — Европа — по сути оставалось не у дел. Это породило феномен, обозначенный как «каникулы от стратегического мышления» и говорящий о том, что политические элиты ряда стран, в первую очередь европейских, забыли про одну из ключевых государственных функций — способность к ведению крупных вооружённых конфликтов. Теперь же вследствие «24-го февраля» память восстанавливается, и запрещённое в определённых контекстах слово на «в» снова вернулось в обиход, постепенно вытаскивая элиты и публику из унылой среды бюрократии и клерков в сферу стратегии, фронтов и тяжёлого вооружения. И здесь как с окнами Овертона: поначалу мы отнекиваемся от насаждаемого понятия, потом ментально принимаем, хоть и до практики ещё не доходит, но далее — мы уже сами с винтовкой на перевес штурмуем неприятельский окоп или через экран наводим БПЛА на своего противника. Так что, здравствуй, о дивный новый мир!
Тенденция №2. Сдерживание даёт сбои
Произошедший от фундаментального факта сверхзначимости ядерного оружия в международных делах механизм ядерного сдерживания, удерживавший великие державы в рамках приличия, ослабел. Ведь ядерное сдерживание не только про то, чтобы ни у кого не было стимула к нанесению первого ядерного удара. Оно также подразумевало недопущение ухудшения взаимодействия до того уровня, когда в ход идут угрозы применения ядерного оружия, как по крайней мере происходило в первый год СВО. Да, подобные тому, что мы сейчас наблюдаем, ситуации уже разворачивались, когда США вели операцию во Вьетнаме, а советская помощь текла ручьями в Ханой, или в Афганистане, когда наши лётчики претерпевали от американских «стингеров» в руках моджахедов. Но всё это не сравнится с тем, как настойчиво и открыто коллективный Запад выступил против России на Украине и к чему столкновение российских и западных интересов может привести в этот раз. Вспоминается иной пример из холодной войны, когда советские истребители непосредственно сталкивались с американскими в корейском небе, а генерал Д. Макартур грозил нанести ядерный удар. Но то было на заре становления и ядерного сдерживания, и понимания, как вообще выстраивать отношения между сверхдержавами в новый век. Однако, когда такое происходит уже при устоявшемся миропорядке, то возникает вопрос — сколько ещё простоит столп ядерного сдерживания, и не повалятся ли с ним остатки системы?
Тенденция №3. Сегодня Украина, завтра — Тайвань
Пару лет назад в журнале «Эксперт» вышел небезынтересный анализ развития военно-политической обстановки в АТР:
«… в 2027-2028 годах американские ВМС способны оказаться в нижней точке боеготовности. В наличии у Пентагона окажутся только 10 атомных авианосцев (не считая тех, что в резерве). Из этих десяти лишь пять-шесть могут оставаться в строю. Прочие будут находиться на обслуживании и на ремонте. Согласно имеющимся планам развертывания, три-четыре из указанных пяти-шести станут прикрывать акваторию Тихого океана (то есть окажутся нацелены против Китая) <…> Безусловно, в случае если на Западном побережье в 2027-2028 годах останется боеготово только три американских авианосца, США могут попросту не успеть выставить АУС (авианосное ударное соединение – прим. авт.) на Дальнем Востоке. Ведь авианосцу и его авиакрылу необходимо время на развертывание, а задачи присутствия в других уголках планеты никто не отменял. К тому же срок хода авианосного соединения с Западного побережья США через Тихий океан может составить до трех недель. В таком случае в оперативной обстановке в АТР появится небольшая лакуна, временная пауза, достаточная для проведения десантной операции против Тайваня».
Учитывая приведённый расклад, а также воздействие вышеуказанных тенденций и фактор ослабления американского ВПК, расходующего немало ресурсов на поддержку Киева, можно заключить, что сложившаяся обстановка как нельзя кстати работает на обострение главного нерва современных международных отношений — Тайваньской проблемы. Как известно, Пекин стремится реинтегрировать данный остров, но это намерение сталкивается с американскими гарантиями защиты от военных устремлений Китая относительно Тайваня. Однако даже ограниченный успех СВО может подтолкнуть военно-политическую элиту КНР к решительным действиям, так как продемонстрирует, что Вашингтон более неспособен воспрещать развитие ситуации в значимых для него регионах по невыгодному для США сценарию. Хотя стоит упомянуть, что значение Киева в этом смысле уступает Тайбэю, что подтверждается разной степенью анонсированной готовности к вмешательству: в отличие от Украины возможность непосредственного участия американских военных в Тайваньском кейсе всегда подтверждалась спикерами Белого Дома. Впрочем, это не обесценивает логику, при которой нынешняя обстановка в международных отношениях в целом и в Восточно-Китайском море в частности наделяет Пекин бóльшим потенциалом для решения его ключевой военно-стратегической задачи.
***
Российская спецоперация на Украине не приведёт к смене миропорядка. Правда, в данном изложении за скобки был вынесен вопрос о непосредственном использовании ядерного оружия, что, возможно, заставило бы международную систему трансформироваться до неузнаваемости. Но всё же такой сценарий справедливо считается крайне маловероятным. Однако есть связанное с СВО изменение, о котором мы можем констатировать точно — мир как никогда приготовлен к процессам, за которыми уже наверняка будет необходима Ялта 2.0 или что-нибудь совершенно новое.
Ключевые слова: Глобальная безопасность
GRS/RUF
