О ядерном факторе в международных отношениях и его трансформации поговорили с Дмитрием Стефановичем, научным сотрудником Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, сооснователем проекта Ватфор, членом Экспертного совета ПИР-Центра.
Интервью провел стажёр ПИР-Центра Анатолий Щёкин.
Анатолий Щёкин: Сегодня часто звучат тезисы о том, что старый режим контроля над вооружениями уходит в прошлое. Одни обвиняют в этом США, другие — Россию. Но есть и третья точка зрения — что этот режим просто перестал соответствовать условиям международной среды. И поэтому его крах стал неизбежен. Согласны ли Вы с таким взглядом?
Дмитрий Стефанович: Я считаю, что ничего неизбежного в этом мире нет. Тот кризис, который мы наблюдаем сейчас, обусловлен изменениями в международной военно-политической ситуации и в целом в мире. При этом было бы странно думать, что есть какие-то волшебные инструменты, которые работают сами по себе бесконечно долго. С точки зрения контроля над вооружениями, самый важный вывод, который мы можем сделать из текущего кризиса — что не стоит почивать на лаврах, требуются постоянные усилия по укреплению тех международных режимов, которые способствуют обеспечению национальной и международной безопасности.
Безусловно, за прошедшие десятилетия какие-то вещи могли устареть, могли перестать соответствовать актуальной ситуации, но это не значит, что их надо «выбрасывать». Гораздо эффективнее было бы использовать существующие наработки, чтобы адаптировать их к существующей реальности. Этого сделано не было. Кто в этом виноват — судить сложно, да и не нужно. На мой личный взгляд, в этом как раз одна из главных проблем: что слишком много сил и средств, слишком много времени тратится на взаимные обвинения, вместо того чтобы заняться поиском пути вперёд.
Анатолий Щёкин: В свете недавних жёстких шагов России можно ли говорить о коренном пересмотре подхода российского руководства к ядерному оружию и связанным с ним международным режимам? Или Россия заинтересована в сохранении остатков старого режима КНВ?
Дмитрий Стефанович: Насколько можно судить, Россия никогда не отказывалась от КНВ как инструмента обеспечения национальной безопасности. Ведь это не «за всё хорошее против всего плохого», это работающий инструмент, ничуть не хуже, скажем, такого инструмента, как наращивание вооружений, поддержание боеготовности, подготовка и публикация доктринальных документов.
Из официальных заявлений России следует, что мы заинтересованы в сохранении, модернизации режима КНВ. Более того, насколько можно судить, Россия стала менее критически относиться к различного рода неформальным, юридически необязывающим договорённостям, что также открывает пространство для формирования новых режимов. При этом нужно отдавать себе отчёт, что переход к формированию таких режимов, если и произойдёт, то только в рамках более широкого, комплексного урегулирования отношений между Россией и США, Россией и условным «коллективным Западом».
Анатолий Щёкин: В чём проявляется эта готовность России к использованию неформальных инструментов?
Дмитрий Стефанович: В первую очередь она проявляется в официальных заявлениях. И сюда как раз можно отнести те инициативы, которая Россия выдвинула в рамках приостановки ДСНВ, то есть добровольное следование его потолкам, отчасти и продолжение уведомлений о пусках. Это те самые неформальные односторонние меры. И со стороны США мы видим такой же подход. Раз договор не работает, стороны, тем не менее, приняли инициативы, которые, на их взгляд, способствуют поддержанию какой-то управляемости.
Анатолий Щёкин: В какую сторону можно было бы модернизировать этот режим? И Россия, и США ясно дают понять, что двусторонний формат переговоров уже исчерпан. Есть ли перспективы для многостороннего диалога?
Дмитрий Стефанович: Я уверен, что многосторонность — это то, к чему мы рано или поздно должны будем прийти, но многосторонность не означает, что у нас будет единый режим, единый договор, где будут учитываться, скажем, ядерные потенциалы всех стран мира. Нет, это скорее будет комплексная картина из взаимодополняющих двух-, трёх-, пятисторонних договорённостей. А в перспективе и более широких. Мы слышали американские инициативы о том, что в рамках «ядерной пятёрки» можно было бы сделать единый формат уведомлений о пусках. Сейчас Россия заинтересованности не проявляет в силу тех причин, о которых я уже сказал: мы выступаем за более комплексное урегулирование, а не решение частных проблем. Но если сложатся подходящие условия, у меня нет никаких сомнений, что подобные решения могут стать первыми шагами по формированию подлинно многосторонней архитектуры КНВ. В этом нет ничего неподъёмного, это вполне работающая и решаемая задача, которая на первом этапе будет способствовать повышению уровня доверия между великими державами, а в перспективе — переходу к более жёсткому и работающему формату в области ограничения и даже сокращения вооружений.
Анатолий Щёкин: Но Китай пока не высказывает готовности к какому-либо диалогу, пока его арсеналы не достигнут соответствующего уровня по сравнению с США и Россией.
Дмитрий Стефанович: Насколько я могу судить, Китай чаще акцентирует внимание не на том, что его арсенал достигнет уровня США и России, а на том, что США и Россия должны сократить свои вооружения до уровня Китая. Но да, этот аргумент достаточно непробиваем, однако по мере наращивания китайского арсенала им всё сложнее будет обращаться к такому подходу. И я думаю, что в перспективе это откроет путь к урегулированию.
Опять же: КНВ — это не только количественные потолки, а все возможные меры, которые, способствуют, как говорили классики, сокращению вероятности прямого конфликта и сокращению издержек в случае его наступления. КНВ позволяет сокращать расходы на поддержание арсеналов стратегических сил и средств, и я думаю, что Китай однажды также выскажет заинтересованность. Просто потому, что это объективная реальность: какой бы ни была великой китайская экономика, всегда есть узкие места, ограничения в части оборонной промышленности. А самое главное – практика холодной войны показала, что количественными наращиваниями очень сложно обеспечить свою военную безопасность. В конечном итоге всё равно приходится договариваться, осуществлять меры транспарентности, а в перспективе и «сокращаться».
Анатолий Щёкин: Заканчивая разговор про «ядерную пятёрку», насколько независимы позиции Великобритании и Франции? Или это лишь «довесок» к США?
Дмитрий Стефанович: Я склонен считать, что у них есть определённая степень независимости и свободы. Она связана в первую очередь с тем, что эти страны не интегрированы в систему принятия ядерных решений, в американские, да и в НАТОвские, системы боевого управления. Но, конечно, они пользуются статусом союзников США, а в случае Великобритании — главного военного союзника. Это позволяет им оптимизировать расходы на собственные арсеналы.
Важно отметить, что в рамках «ядерной пятёрки» есть подгруппа «ядерной тройки», и здесь позиции французов, американцев и британцев гораздо чаще совпадают, чем нет.
Я думаю, что эти три страны нельзя полностью смешивать, но и разделять тоже не следует. С одной стороны, это сложная комплексная структура, с другой — в сфере стратегических вооружений никогда не было ничего лёгкого.
Что ещё здесь важно — отношения США Великобритании и Франции с одной стороны, и отношения России и Китая с другой стороны, совершенно не симметричны. Поэтому говорить, что у нас есть система «3+2» тоже не стоит: конечно, никакого военного союза между Россией и Китаем нет и близко, и, вероятно, он никогда не состоится.
Анатолий Щёкин: Американский политолог Нина Танненвальд активно пишет о т. н. «ядерном табу». Как Вы относитесь к этому концепту? Корректно ли говорить о его формировании в 1950-е гг. и о его размывании сегодня?
Дмитрий Стефанович: Действительно, ядерное табу сформировалось по мере роста понимания сторонами последствий массированного применения ядерного оружия, в том числе долгосрочных. Но это отнюдь не исключало продолжения соответствующего планирования. Меры подготовки к применению ядерного оружия продолжали осуществляться военными как в СССР, так и в США, да и в других странах. Было и остается понимание: чтобы не допустить ядерной войны, нужно быть готовым к ней. То есть ядерное планирование отнюдь не выводилось за скобки. Но применение было абсолютным табу, существовало и существует понимание, что мир будет разделен на «до» и «после».
И сегодня это табу сохраняется, даже отчасти становится сильнее. Наиболее последовательно в его защиту выступает «глобальный юг» — развивающиеся страны, в том числе не обладающие ядерным оружием.
Анатолий Щёкин: И заключительный вопрос: не можем не сказать про Украину. Военно-политическая сторона конфликта очень широкая и не ограничивается ядерным фактором, хотя охватывает и его. В этом конфликте украинской стороной и её союзниками активно используется большое количество неоднозначных видов вооружения: в частности, радиологическое оружие (снаряды с сердечником из обеднённого урана), ядерный шантаж, военная космическая инфраструктура, кибератаки, уничтожение объектов критической инфраструктуры… Недавно стало известно ещё и о поставке Соединёнными Штатами кластерных боеприпасов. Какую роль эти средства играют в ходе боевых действий и сказываются ли как-то на мировой политике в целом?
Дмитрий Стефанович: Я бы не стал называть снаряды с обеднённым ураном радиологическим оружием. Всё-таки это один из видов бронебойных снарядов, который никаких дополнительных проблем на фоне масштабных экологических последствий боевых действий такого уровня особенно не оказывает. Но с чем мы можем столкнуться — это с привыканием к определённому уровню насилия, когда переход ядерного порога может не показаться таким страшным. Пока этого не произошло. Это очередной региональный конфликт с масштабными разрушениями, с потоками беженцев… Но ничего принципиально отличного от того, что происходило десятилетиями, например, на Ближнем Востоке, в Африке, здесь не наблюдается.
Просто из-за того, что события разворачиваются в центре Европы и в них задействованы индустриальные и постиндустриальные общества, конечно, всё воспринимается немного по-другому. Но говорить о том, что будут какие-то радикальные перемены, пока не приходится. Хотя, конечно, в целом на международно-политические отношения, на развитие вооружения и военной техники, на оперативные, тактические подходы, да и даже на глобальную стратегию, конечно, влияние будет оказываться, да и уже наблюдается.
Ключевые слова: блиц, ядерное оружие, контроль над вооружениями, глобальная безопасность
NPR/AC
