По случаю недавнего окончания работы Подготовительного комитета к XI Обзорной конференции ДНЯО, а также в свете непрекращающихся дебатов вокруг перспектив режима нераспространения, ПИР-Центр провёл интервью с заместителем директора Департамента по вопросам нераспространения и контроля над вооружениями МИД России, заместителем руководителя российской делегации на X Обзорной конференции ДНЯО, Чрезвычайным и Полномочным Посланником 2 класса Игорем Станиславовичем Вишневецким.
Обсудили глобальные и региональные тенденции в области ядерного нераспространения, а также затронули вопросы химического оружия – наиболее острые проблемы в работе технического секретариата ОЗХО.
Интервью провёл стажёр ПИР-Центра Анатолий Щёкин.
Анатолий Щёкин: Добрый день, Игорь Станиславович. Как Вы считаете, можно ли сказать, что сейчас для ряда недружественных стран режим нераспространения ядерного оружия потерял значимость? И если да, то с чем это связано? Почему потребность публично высказаться стала важнее возможности тихо договориться?
Игорь Вишневецкий: Прежде всего, хочу поприветствовать коллег из ПИР-Центра, с которым я уже долго и плодотворно сотрудничаю, считаю его очень значимым think-tank’ом в нашей стране – в первую очередь по вопросам ядерного нераспространения и разоружения. Буду рад ответить на интересующие вопросы. Что касается первого из них, то я хотел бы сразу сказать: оценивая сейчас ситуацию в области ядерного нераспространения, нужно оценивать положение дел в целом, то есть в плане нынешней геополитической обстановки.
Дело в том, что вопросы ядерного разоружения и нераспространения не развиваются в вакууме, на них влияют очень многие факторы. И эти факторы могут как замедлять, так и ускорять этот процесс. И нужно понимать, что в нынешних геополитических реалиях вести разговор на эту тему очень и очень трудно.
Для того, чтобы вести дело о какой-то конкретике, нужно чётко и ясно себе представлять, что у нас сейчас в мире стратегической стабильности, конечно, нет. Ситуация на Украине совершенно не способствует этому.
Мир, по сути, расколот, мы это видим наяву. И всё, что связано с этой проблематикой, сейчас находится не в самом хорошем состоянии, скажем так. Помимо стратегической стабильности нужно также доверие между государствами, которое сейчас утеряно. Его нужно восстанавливать, и для этого тоже потребуется время.
Но все ранее запущенные процессы продолжаются. Продолжаются дискуссии в экспертном сообществе, на дипломатическом уровне… Хотя, конечно, диалог на экспертном уровне с недружественными странами сейчас заморожен, да и в экспертном сообществе общаться стало гораздо сложнее и труднее.
Что касается конкретики… Вот Вы говорите, что недружественные страны утратили интерес к вопросам ядерного нераспространения. Да нет, абсолютно. Как можно утратить интерес к тем вопросам, которые касаются твоей безопасности? Естественно, интерес существует, но нет механизмов, «приводных ремней», через которые этот интерес можно было бы реализовать. Для этого нужно сидеть и в спокойной обстановке разговаривать, пытаться договориться о чём-либо конкретном, а сейчас для этого нет никаких условий. Вот в чём основная проблема.
Есть интерес ко всем этим вопросам, и они обсуждаются. Вот недавно проходила первая сессия Препкома (Подготовительного комитета к Обзорной конференции ДНЯО – прим. ред.), там эти вопросы обсуждались. Обсуждаются они и в других форматах.
Нужно понимать ещё одну очевидную вещь: нельзя подливать масло в огонь. Например, у США есть интерес в том, чтобы Договор СНВ-III работал, но тем не менее они взяли и остановили верификационный процесс в его рамках. Это их усилиями всё сделано, их собственными руками. При этом они нахально обвиняют российскую сторону и говорят, что мы что-то там должны сделать. На всё это можно ответить только одним: если мы должны, то и вы должны. А вы должны прекратить накачивать киевский режим оружием, поддерживать неонацистские отношения на Украине и двигать структуру НАТО к нашим границам, создавая при этом реальную, а не иллюзорную угрозу нашей национальной безопасности.
Но хочется верить, что мы всё-таки найдём возможности, чтобы в перспективе начать более серьёзный разговор.
Но вместо тихой дипломатии, которая возможна только в нормальных условиях и которая всегда была залогом достижения какого-то успеха, со стороны недружественных стран идёт громкая риторика, мегафонная дипломатия, беспочвенные заявления о том, что мы нагнетаем обстановку, бряцаем оружием. Это уже пропаганда, от которой в нынешних условиях никуда не уйти и к которой нужно относиться так, как следует: отвечать своей чёткой и однозначной позицией.
Анатолий Щёкин: Как нейтральные страны «Глобального Юга» реагируют на такую политизацию повестки? Предлагают ли посредничество, компромиссы? Насколько эффективно?
Игорь Вишневецкий: Хороший вопрос, но я бы ответил на него в несколько другой плоскости. То, что Вы называете «Глобальным Югом», я бы ещё несколько упростил и обозначил эту группу как страны-участницы Движения неприсоединения. Да, у них есть своя позиция в вопросах ядерного нераспространения. Да, они с этой позицией выступают, выдвигают свои идеи, инициативы.
Но если брать, как говорится, по гамбургскому счёту, то я бы здесь водораздел проводил не между севером и югом, востоком и западом, а между условными антиядерными радикалами и их союзниками с одной стороны, и ядерными государствами и их группой поддержки – с другой. Скорее размежевание проходит именно здесь. Именно здесь высказываются различные позиции. А в концентрированном виде всё выражается в том, как подходят к вопросу ядерного разоружения страны – участники ДЗЯО, Договора о запрещении ядерного оружия. Наше отношение к договору хорошо известно: мы считаем его контрпродуктивным. Да и все остальные ядерные государства тоже считают его контрпродуктивным. Он уводит от сути проблемы и противопоставляет неядерные государства ядерным. Дескать, ядерные государства должны сделать то, другое… Должны быть более транспарентными, делать конкретные шаги в области разоружения… Но у меня возникает вопрос: а что тогда должны делать страны ДЗЯО? Только поощрять ядерные государства? А вообще-то хотелось бы предложить нашим партнёрам (а среди участников ДЗЯО действительно есть ряд стран, которых мы очень ценим, уважаем, которые являются нашими партнёрами) что-то дать взамен, что-то сделать самим. И именно на это наталкивает сам текст ДНЯО, где чётко и ясно написано, что ядерное разоружение должно осуществляться в контексте всеобщего и полного разоружения.
А как можно говорить о ядерном и о всеобщем разоружении, когда в мире тенденции совершенно другие? Я уж не говорю о том, что нет стратегической стабильности. Идёт наращивание военных бюджетов. Идёт, по сути, милитаризация экономики отдельных стран. Что мы видим в Европе? Всё старое оружие, часто даже хлам, не способный привнести что-либо в современную войну, сваливается на Украину, и расчищается поле для того, чтобы эти устаревшие виды вооружения заменялись новыми – более совершенными, более убойными. Американцы расчищают рынок, куда они будут поставлять свои вооружения. Возьмём те же истребители F-16. Это уже старый самолёт. А что придёт ему на смену? Нидерланды вот отдают все свои F-16 Украине, потому что уже договорились с американцами о замещении этих самолётов истребителями F-35, закупленными в США.
Свой военный бюджет наращивает даже Германия, которая раньше как-то невнятно высказывалась об увеличении доли военных расходов в ВВП. А недавно было публично заявлено, что это будет сделано, свои военные расходы Германия поднимет до 2% ВВП.
Здесь очень тонкая грань. Да, есть понимание, что у ядерных держав есть свои обязательства, но такие же обязательства должны быть и у неядерных государств в плане создания атмосферы, которая способствовала бы ядерному разоружению и которая в контексте буквы и духа ДНЯО способствовала бы тому, чтобы мир шёл ко всеобщему и полному разоружению.
То есть у всех должны быть не только обязанности, но и обязательства. И у неядерных государств должны быть обязательства, которые необходимо выполнять, чтобы мир стремился к ядерному нулю. Понятно, что это процесс очень сложный, болезненный, но только при таком алгоритме действий можно чего-либо достичь.
А так – ну да, есть ДЗЯО, но ни одно ядерное государство и ни один их союзник не является участником этого договора. И вот эти участники ДЗЯО там у себя собираются, проводят какие-то встречи, принимают документы. Но дело-то не движется и не может двигаться дальше.
Поэтому не нужно пытаться заставить кого-то что-то сделать… Да это и невозможно. Разве можно заставить ядерное государство наступить на горло собственной безопасности и начать разоружаться, когда мир, наоборот, вооружается? И, ещё раз повторю, у всех есть свои обязательства, в том числе и у неядерных государств, и у участников ДЗЯО, и они их тоже должны выполнять.
Анатолий Щёкин: Если переходить к региональным вызовам режиму нераспространения, какие риски, на Ваш взгляд, несут поставки атомных подводных лодок для Австралии в рамках соглашения AUKUS? Принимаются ли меры по их минимизации?
Игорь Вишневецкий: Безусловно, «лодочный» проект в рамках AUKUS, который собираются реализовать Австралия, Великобритания и США, – это вызов и угроза всему режиму ядерного нераспространения. Это наш абсолютно трезвый и ясный взгляд на происходящее.
Дело в том, что США и Великобритания впервые в истории пытаются реализовать проект, когда неядерному государству по смыслу ДНЯО – Австралии – передаются подводные лодки с ядерными силовыми установками, в которых, по некоторым оценкам, может находиться более четырёх тонн высокообогащённого урана.
США в этом проекте, по сути, наступили на горло собственной песне. Ещё совсем недавно в Вашингтоне громогласно заявляли и пропагандировали, что никак нельзя передавать кому-либо высокообогащённый уран, даже в мирных целях. Мол, это угроза режиму ядерного нераспространения. И вот возник проект партнёрства AUKUS, возник «лодочный» проект, и всё сразу забыто. Оказывается – можно тоннами передавать обогащённый уран. А можно почему? Тоже здесь аргументация интересная. Потому что Австралия имеет «безупречный послужной список в сфере нераспространения». Мол, она образцово себя ведёт, и в отношении неё не может быть никаких сомнений относительно того, что она будет делать с этим ядерным материалом.
То есть американцы решили, что Австралия – добросовестный партнёр, ему можно передавать всё, что годно. Но если используется такая аргументация, то можно потом будет и ядерное оружие передать. Мол, это же добросовестный партнёр, он не будет его применять, это только для обеспечения собственной безопасности… Я уж тут утрирую, но логика такова.
Вот в этом заключается логика двойных стандартов. Представьте себе, что было бы, если бы что-нибудь подобное – подводные лодки с ядерными силовыми установками – решила передать какая-нибудь другая страна, скажем, Иран? Что бы начали говорить в Вашингтоне? – Нельзя. А Австралии – можно.
Здесь мы видим в чистом виде реализацию того, что американцы сейчас продвигают везде и всюду: попытки установить порядок, основанный на правилах. Правила они пишут сами, и правило здесь простое: есть достойные государства, а есть недостойные. Есть государства, которым можно доверять, и есть государства, на которых нужно давить.
Этот проект создаёт прецедент. Ведь разговор об этом ведётся и в МАГАТЭ. И три партнёра достаточно долго темнили, взяли долгую паузу, чтобы якобы проработать все детали, и только после этого что-то доложили МАГАТЭ. И всё равно полной ясности всё ещё нет, хотя многое уже становится понятнее: смысл, временные рамки реализации проекта… Но нет понимания самого главного: чем будет регулироваться всё это?
Строго говоря, запрета на передачу ядерных силовых установок нет. Но есть чёткое и ясное обязательство со стороны МАГАТЭ: проводить контрольные и верификационные процедуры и сделать так, чтобы этот материал ни при каких условиях не мог отвлекаться на незаявленные цели. Со стороны же этих партнёров мы пока желания «приоткрываться» не видим. Они, наоборот, хотят кулуарно о чём-то договориться с МАГАТЭ. Говорят, мол, мы там крышками закроем этот реактор, пломбы поставим, и вообще ничего проверять не надо будет.
Но это всё слова, а как на практике будет, мы не знаем. Поэтому задача МАГАТЭ – договориться, чтобы был создан такой формат, такой верификационный механизм, чтобы ни у кого никаких сомнений в отношении отвлечения этого передаваемого материала не было.
Но это только одна ипостась. Вторая – ещё более серьёзная. К сожалению, о ней не всегда говорят. Под этот «лодочный» проект создаётся большая инфраструктура, чтобы передаваемые подводные лодки могли обслуживаться, могла проводиться подготовка экипажей, была возможность использования этой базы в качестве серьёзной единицы обслуживания ядерных подводных лодок. Что это значит для ситуации в Азиатско-тихоокеанском регионе? Это значит, что на территории Австралии создаётся инфраструктура, которую могут использовать ядерные государства – те же Великобритания и США. И туда будут заходить лодки не только с ядерным реактором, но и с ядерным оружием. А это уже совершенно другой расклад. И когда такие подводные лодки будут заходить на объекты, где они могут обслуживаться, где экипажи будут проводить смены, создастся колоссальная угроза в регионе.
Очевидно, что остриё проекта направлено против Пекина. Поэтому наши китайские коллеги очень жёстко его критикуют. Мы их в этом поддерживаем, потому что, помимо Пекина, этот проект, естественно, направлен и против России. Мы видим в его реализации большую опасность именно в плане того, что так создаётся инфраструктура для захода в Австралию и обслуживания субмарин ядерных государств.
С этой точки зрения AUKUS, конечно, несёт большую угрозу безопасности в АТР. И пока у нас и наших китайских партнёров не будет чёткой ясности о том, как МАГАТЭ будет проводить верификацию, мы бы хотели, чтобы тема AUKUS постоянно оставалась на повестке дня руководящих органов МАГАТЭ и, в частности, обсуждалась Советом Управляющих. Рассчитываем, что так оно и будет.
Анатолий Щёкин: Как бы Вы оценили новую реальность на Корейском полуострове в контексте совместных учений Южной Кореи и США, недавнего формирования нового трёхстороннего альянса между Японией, Южной Кореей и США и жёсткой реакции КНДР на эти события?
Игорь Вишневецкий: Ситуация на Корейском полуострове, конечно, внушает серьёзные опасения. Уже давно США ведут переговоры и взаимодействуют со своими партнёрами в регионе – с Южной Кореей, с Японией – и обсуждают, что можно сделать, чтобы замедлить, приостановить, а ещё лучше – прекратить, ядерную и ракетную программу КНДР. Но делают это они абсолютно топорно. Они там могут обсуждать всё, что угодно, но важны не обсуждения, а действия. А действия таковы, что вместо того, чтобы создавать благоприятную атмосферу, в рамках которой можно было бы вести переговоры, эти страны, напротив, нагнетают обстановку.
Идут громкие заявления. В частности, президент Республики Корея заявил, что союз с США позволит ей подняться до ядерного статуса. Это серьёзное заявление. И более того, оно подкреплено конкретными действиями. В середине июля в порт Пусана заходила американская атомная подводная лодка. Это был так называемый «миротворческий» заход.
Северокорейцы чувствуют угрозу и понимают, что все эти действия направлены против них. А бесконечные учения в регионе? Несмотря на все протесты со стороны Северной Кореи. Они отнюдь не создают обстановку доверия.
Американцы заявляют, что готовы начать диалог без всяких предварительных условий с Северной Кореей по всей проблематике, связанной с ядерным и ракетным оружием. Но мы знаем, как американцы ведут диалог с «неравными», как они считают, партнёрами: только с позиции силы.
Северокорейцы этим диалогом уже пресыщены в прошлом и имеют к нему совершенно негативное отношение. Потому что смысл всего, что делали США на этом направлении, сводился к требованию сделать то, другое… И, мол, только потом мы вам, может, что-нибудь сделаем. Сначала вы, а потом мы. А когда дело доходит до «мы», начинаются сложности.
То есть я вижу, что обстановка сейчас конфронтационная и неблагоприятная для какого-либо диалога на корейском полуострове. И вину за это полностью несут в первую очередь США. Именно Вашингтон ответственен за то, что диалог здесь не получается.
Анатолий Щёкин: Вернёмся к уже упомянутому сегодня МАГАТЭ. Сохраняет ли оно свою роль в новых условиях? Насколько удаётся противостоять тенденции к политизации всего и вся?
Игорь Вишневецкий: МАГАТЭ – это очень крупная и уважаемая организация. Согласно Статье III своего Устава, Агентство уполномочивается способствовать развитию атомной энергии и её практическому применению в мирных целях. И несмотря на сложные условия, эту роль Агентство выполняет. Реализуется множество программ. Осуществляется широкая верификационная деятельность. Идёт активное взаимодействие со странами, оказывается содействие странам, решившим строить у себя атомные станции. Всё это очень важно.
МАГАТЭ – это исключительно важный инструмент содействия развитию атомной энергии в мире и решения вопросов, связанных с нераспространением.
Я бы здесь хотел отметить роль руководителя Технического Секретариата МАГАТЭ – Рафаэля Гросси. Это опытнейший дипломат. 35 лет он работает в международной дипломатии, международных организациях. Обладает огромнейшим опытом. Это человек неуёмной энергии, готовый брать на себя ответственность, готовый к рискам. Что самое главное – он старается строить конструктивный диалог со всеми ключевыми участниками МАГАТЭ, в т.ч. с нашей страной. И мы признательны за это Рафаэлю Гросси.
Да, нам не всё нравится, что происходит в МАГАТЭ. В частности, в Совете Управляющих, как известно, был принят ряд антироссийских резолюций. Все выдвинутые там обвинения нами полностью отвергаются. Нам не нравятся некоторые положения докладов по Запорожской АЭС, которые выпускает технический секретариат МАГАТЭ. Но вместе с тем, смотрите: когда начались события вокруг Запорожской АЭС, то решением гендиректора МАГАТЭ на станции были размещены инспектора. Они размещены там на постоянной основе, ротация происходит примерно раз в месяц. Они имеют возможность воочию наблюдать за тем, что там происходит. А ведь были и продолжаются совершенно непотребные спекуляции на тему того, что происходит на станции, после того как она стала российской.
Нам, прямо скажем, не нравится, что МАГАТЭ не решается публично заявить о том, что обстрелы Запорожской станции вела украинская сторона. Это при том, что Украина при поддержке своих западных покровителей утверждала, что это мы сами себя обстреливаем. «Унтер-офицерская вдова сама себя сечёт…» Это полный бред. Тем более когда речь об обстреле станции, которая уже находится на российской территории и является российской собственностью. И всё это транслировалось, цитировалось.
И вот теперь, когда там появились инспектора, они всё докладывают, всё видят. И надо сказать, что с появлением на Запорожской АЭС инспекторов, с началом активного вклада МАГАТЭ в обеспечение безопасности станции обстрелы-то прекратились. Украинской стороне сейчас сложно проводить эти провокации на глазах инспекторов. В этом смысле Техсекретариат работает, выполняет свои обязательства. И это исключительно важно. Именно в таких сложных обстоятельствах проявляется реальный вклад в обеспечение безопасности ядерных объектов.
Мы ценим наше сотрудничество с МАГАТЭ. С руководством Техсекретариата МАГАТЭ активно сотрудничает руководство МИД, а также Росатома в лице А.Е. Лихачёва. Налажен очень хороший рабочий диалог.
Я считаю, что, хотя от политизации в целом уйти не удалось, тем не менее, это одна из немногих организаций, где дух конструктивности сохраняется. И самое главное – это организация, которая работает достаточно эффективно, несмотря на сложность геополитической обстановки.
Анатолий Щёкин: И заключительный вопрос. Россия давно высказывает недовольство расширением полномочий Технического Секретариата ОЗХО, наделением его атрибутивными функциями. Что Россия предпринимает в этой связи?
Игорь Вишневецкий: Вообще ОЗХО как организация имеет свою специфику. Долгое время она была сосредоточена на вопросах уничтожения химического оружия и верификации этого процесса. Велась колоссальная работа, и очень конструктивно работал Техсекретариат ОЗХО. Я сам проработал в постоянном представительстве при ОЗХО в течение практически пяти лет, видел всё это воочию. Был свидетелем того, как активно Техсекретариат содействовал, в частности, уничтожению химического оружия в России.
Мы сделали это, в 2017 г. Россия полностью уничтожила свои запасы химического оружия. После этого осталась одна страна – США, которая тянула с завершением этого процесса, несмотря на наличие колоссальных технических возможностей для уничтожения своего химического оружия гораздо быстрее своего заявленного срока. Но так или иначе, они это вроде бы как бы наконец-то сделали.
Но с появлением в повестке дня сирийского вопроса начала негативно меняться вся палитра действий Техсекретариата. Особенно заметно это стала после смены его руководства.
Если посмотреть на кадровую представленность в руководящих структурах Техсекретариата, то кого мы там видим? Во главе находится представитель Испании. Глава его кабинета – представитель Франции. Верификационной деятельностью в течение длительного времени ведала представитель Великобритании. Административно-финансовый и кадровый блок традиционно курирует представитель США. Т.е. Техсекретариат находится под полным контролем западного лагеря.
И это при том, что США в Гааге имеют своего специального посла, он же постоянный представитель при ОЗХО. Это отдельный представитель. У США есть в Нидерландах двусторонний посол, а есть отдельный представитель при Организации по Запрещению Химического Оружия. Я очень хорошо знал их предыдущего представителя. И он, на мой взгляд, больше времени проводил в Техсекретариате ОЗХО, чем в своём постпредстве.
Можно себе представить, какое огромное влияние США оказывали и оказывают на работу Техсекретариата. В конечном итоге именно их усилиями вопреки всем нормам были продвинуты атрибутивные функции, которыми был наделён Техсекретариат. На конференции было принято соответствующее решение. Причём, если говорить прямо, оно не было принято большинством стран-участников ОЗХО. Но такова уж процедура: при голосовании не учитывались голоса воздержавшихся – они просто отбрасывались – и тех, кот в силу понятных причин – чтобы не обозначать свою позицию – просто вышли из зала, не участвовали в голосовании и не пришли на заседание. И вот если взять все эти страны и прибавить тех, кто вместе с Россией голосовал против, то как раз их и будет большинство. По сути, большинство стран были против наделения Техсекретариата атрибутивными функциями. Но тем не менее, решение прошло, хоть оно и было абсолютно нелегитимным. Мы не устаём об этом говорить и постоянно ведём об этом полемику.
Да, сейчас очень сложно вести переговоры в Гааге, учитывая такое жёсткое влияние на всю деятельность ОЗХО со стороны Техсекретариата. Я приведу ещё один вопиющий пример: когда произошли ситуации с мнимым отравлением Скрипалей или с делом Навального, Техсекретариат повёл себя совершенно неприлично. Нас, по сути, водили за нос в отдельных случаях. Дезинформировали о том, чем занимается Техсекретариат, какие у него планы в отношении начавшихся расследований. В конечном итоге Техсекретариат отверг все наши предложения о том, как можно было бы независимым образом подтвердить, что Навальный не был отравлен в России. Мы предлагали: приезжайте к нам, у нас остались биологические пробы, взятые у Навального, когда он находился у нас на излечении. И мы говорили: приезжайте, со своим оборудованием, со своими химикатами, которые вы якобы использовали, чтобы найти следы пресловутого «новичка». Приезжайте к нам, и мы вместе проведём анализ и посмотрим, есть там что-нибудь или нет. – Отказались. Говорят, нет, нельзя, это не походит под некие правила. Какие правила, мы до сих пор так и не понимаем.
Ситуация вопиющая. Но мы не опускаем руки. Техсекретариат находится и под нашим постоянным давлением: им неприятно слушать нашу критику на заседаниях руководящих органов. Причём наша критика очень аргументирована, очень обстоятельна. Мы делаем совместные заявления от имени наших партнёров – например, по ОДКБ, координируем совместные действия, распространяем документы, проводим пресс-конференции.
А после происшествия в Думе, которое опять приписали сирийцам (и это событие во многом стало поводом для наделения Техсекретариата атрибутивными полномочиями, а после этого ещё и провели решение о лишении сирийцев прав и привилегий в ОЗХО, они теперь не могут ни избираться в руководящие органы, ни направлять своих людей в Техсекретариат, и т.д.) мы провели пресс-конференцию. «Белые каски», как вы помните, показывали всем миру, что люди в Думе были якобы отравлены хлором. Эти самые люди из Думы приехали на нашу пресс-конференцию, в их числе ребёнок – мальчик Гассан. И они говорили. А устами младенца, как говорят, глаголет истина. Он сказал: пришли дяди и заставляли их определённые вещи говорить. А никакого отравления не было.
И та правда, которую мы озвучиваем, заставляет очень серьёзно ёжиться и Техсекретариат, и наших западных «партнёров». Поэтому нельзя говорить, что мы сидим «в окопах» и ничего не делаем. Нет, в Гааге ведётся серьёзная наступательная работа. А побеждают, как учил Суворов, не числом, а уменьем.
Анатолий Щёкин: Большое спасибо Вам, Игорь Станиславович, за открытый разговор, экспертное мнение по актуальным вопросам! Были очень рады с Вами побеседовать.
Игорь Вишневецкий: Я тоже очень рад был ответить на вопросы ПИР-Центра, и желаю Центру всяческих успехов в продвижении его проектов. Спасибо!
Ключевые слова: ДНЯО; Ядерное нераспространение
NPR/NPT
